Как влюблялись Сартр, Хемингуэй и Фицджеральд: «Хроника одного чувства. Любовь в эпоху ненависти»
Робко, очертя голову, вовсе не всерьез или на фоне [пропущенное слово]
В апреле новая работа выходит у Флориан Иллиес, заметного представителя жанра «история одного года», на чьем счету уже две книги, посвященные 1913 году («1913. Лето целого века» и «1913. Что я на самом деле хотел сказать») — году, когда случилось все, что могло и не могло случиться. Новая работа писателя посвящена другой эпохе — в «Хронике одного чувства. Любовь в эпоху ненависти» автор рассматривает целое десятилетие, 30-е годы прошлого века. Десятилетие бурного роста политической и культурной активности в Европе: Жан-Поль Сартр в компании Симоны де Бовуар ест сырный пирог в берлинском ресторане Kranzler-Eck, Фрэнсис Скотт Фицджеральд и Эрнест Хемингуэй переживают страстные романы в Нью-Йорке, Бертольт Брехт и Хелена Вайгель бегут в изгнание.
Но в 1933 году «золотые двадцатые» резко заканчиваются. Национал-социалисты захватывают власть в Германии, начинают сжигать книги и чинить насилие над евреями. В книге Илиес рассказывает о величайших влюбленных в истории современности, фоном для которых становится мировая политическая катастрофа.
Когда танцующая обнаженной Жозефина Бейкер и итальянский граф Джузеппе Пепито Абатино собираются пожениться в Париже, они просто устраивают пресс-конференцию в отеле «Риц». Во всем мире пишут об этом событии, все рассматривают фотоснимки счастливой смеющейся пары, и с этого момента они считаются мужем и женой. История Золушки, родившейся в трущобах Сент-Луиса и покорившей сердце элегантного европейского графа. На этом всё. В ЗАГС жених идти не собирается, потому что там неизбежно выяснится, что он вовсе не итальянский граф из древнего рода и не прославленный лейтенант кавалерии, а всего лишь сицилийский каменотес.
Зато Жозефина Бейкер — это настоящая Жозефина Бейкер, раскованная 21-летняя афроамериканка, которая не училась в школе, лишена ложного стыда и чувства времени, зато имеет безупречное чувство ритма и неподражаемый танцевальный талант. Но сначала каменотес Пепито превращает ее тело в абсолютно современную скульптуру. Еще в 20-е годы стало понятно: он сделает это тело брендом. Он воспевает ее талант, подчеркивает ее причуды и уничтожает ее критиков. Жозефина Бейкер превращается в «Жозефину Бейкер» — она воплощает в танце не только свое имя, но даже кавычки, они так красиво порхают спереди и сзади, прямо как ее фирменный знак — юбочка из банановых листьев.
Когда ее менеджером и любовником еще был Жорж Сименон, великий, хотя что уж там, величайший автор детективов всех времен, он только следил за порядком в документах Жозефины, следил за тем, чтобы регулярно оплачивались счета за шелковое белье и чтобы она два раза в неделю вовремя являлась на свои ревю. Но Пепито этого мало, он желает не порядка, а богатства. И Жозефина Бейкер предоставляет ему такую возможность. Впервые белый мужчина не только ложится с ней в постель, но даже женится (ну, хотя бы на словах), и это дает ей моральную опору, которой так не хватало раньше. А Пепито не только обеспечивает ей стабильность, он разрабатывает для нее карьерный план.
На афишах ее ревю в «Фоли-Бержер» теперь значится: «Joséphine Baker, графиня Пепито Абатино». То есть он подарил ей не только титул, но и французский аксан в написании имени.
Пепито добился того, чтобы у женщин была возможность покупать дочерям кукольных Жозефин Бейкер, а себе — косметику марки Bakerfix, солнцезащитное масло, лосьон для тела и знаменитый гель для укладки волос, которым любили пользоваться и сама Жозефина, и ее менеджер. А что для мужчин? Они могут, сходив на ее ревю, мечтательно вспоминать красоту и непринужденность чернокожей танцовщицы. «Un vent de folie», ветер безумия — так Пепито назвал шоу Жозефины Бейкер. Он знает свое дело, это именно тот ветер, которого в конце 20-х годов жаждет весь Париж. Однако в какой-то момент Пепито замечает, что эффект начинает ослабевать. Тогда он первым делом велит Жозефине опубликовать автобиографию — серьезная задача, когда тебе немного за двадцать. Получается простодушно и эксцентрично, она пишет о косметике, о животных, о своем розовом халате и о Париже. Потом они решают построить в Париже дом по проекту Адольфа Лооса, великого венского модерниста. Этот дом стал бы сенсацией, символическим сооружением — снаружи полоски черного и белого мрамора, внутри только сцена для Жозефины Бейкер, первой афроамериканской звезды в Европе, а в центре здания бассейн, и Жозефина — плавающая Венера. К сожалению, ничего не получилось, потому что звезда Жозефины в Париже стала закатываться. Тогда Пепито организует ее крупномасштабное европейское турне. Оно станет необычным путешествием, в котором будет много триумфа и расизма.
Перед отъездом Жозефина должна попрощаться со своими животными. С тяжелым сердцем она оставляет в Париже своих попугаев, кроликов, котов и поросенка. С собой в поезд она берет только двух пекинесов, Фифи и Бэби Герл. Еще в поезд грузят 15 кофров — в них 196 пар обуви, 137 костюмов и шуб. Становится понятно, почему мама Пепито пишет подруге, что, вообще-то, Жозефина могла бы оставить ей побольше платьев и туфель. Еще в таможенной декларации фигурируют 64 килограмма пудры для лица. Хитроумный менеджер Пепито благоразумно отказался от продажи этой пудры под маркой Жозефины: если бы в мире узнали, что Жозефина Бейкер перед выступлениями пудрится, чтобы стать белее, ее заклеймили бы позором все чернокожие. А для белых в Восточной Европе недостаточно даже 64 килограммов пудры. На ночных сценах Вены и Будапешта все рукоплещут сенсационной танцовщице из Парижа, а днем на нее обрушивается тяжелая артиллерия. Повсюду активизируются консервативные круги и церковь. Когда она прибывает поездом в Вену, на платформе ее встречает восторженная толпа, но слышен звон колоколов Пауланеркирхе, которые осуждают сладострастие и порочные танцы, предостерегают от «черного дьявола». На утренних воскресных богослужениях священники так настойчиво и образно живописуют опасность постыдных танцев, которые Бейкер исполнит вечером, что многие прихожане сразу после «Отче наш» идут за билетами. Жозефина Бейкер несколько недель собирает аншлаги в театре Иоганна Штрауса.
Потом она едет дальше по Европе, со своими 15 кофрами, двумя собаками и одним мужем. В Будапешт, Прагу, Загреб, Амстердам. Она выступает даже в Базеле, а вот в Мюнхене это невозможно — в Баварии в 1929 году уже не приветствуют нудизм. А сильнее всего протесты в Берлине — в том самом Берлине, где она в 1926 году имела грандиозный успех, где ее соблазнила Рут Ландсхоф и где ею восхищался граф Гарри Кесслер, написавший для нее балет… А она-то приехала, чтобы задержаться в Берлине как минимум на полгода, может быть, даже открыть филиал своего французского клуба Chez Joséphine — таким хорошим она запомнила этот город, его блеск и стремительность, его толерантность. Но ветер безумия стих. Когда она выступила со светловолосой немецкой танцовщицей, один критик на следующий день возмутился: «Как вам не стыдно заставлять нашу красавицу-блондинку Леа Зайдль выступать с какой-то негритянкой?» Газета Völkischer Beobachter называет ее «полуобезьяной». А те газеты, которые не публикуют расистских статей, публикуют антисемитские. Потому что организаторы турне — евреи, а сочетание обнаженной черной танцовщицы и еврейских устроителей — это уже чересчур для национал-социалистической прессы. Когда на одно из выступлений заявляется штурмовой отряд (СА) и разбрасывает зловония, Жозефина Бейкер прерывает программу, собирает вещи и исчезает. Шоу отменяется, а Жозефина и Пепито в начале лета 1929 года срочно возвращаются в Париж.
обложка: admarginem.ru