Что делать, если на вас сваливают чужую работу

Что такое социальное бездействие

Французский профессор сельскохозяйственной инженерии Макс Рингельман заметил любопытную особенность волов. Когда им приходится тянуть груз в одиночку, они быстро теряют мотивацию — пока преодолеют поле, три-четыре раза останавливаются погреться на солнышке. Тогда он попробовал составлять из них упряжки. Он подумал, что волы — как люди, их будет подстегивать командный дух. Но был горько разочарован: случилось как раз обратное. Волы не вдохновляли друг друга на работу, они вдохновляли друг друга на лень. Трое-четверо волов работали в том же темпе, что и один.

Ну а люди? Ведь человеческие существа более мотивированы к тяжелому труду, нежели домашний скот? Задав себе тот же вопрос, Рингельман собрал 20 молодых людей и заставил их выполнять комплекс из 26 физических упражнений как поодиночке, так и группами — это был один из первых научно описанных психологических экспериментов. Ученый обнаружил, что люди подобны волам — чем больше команда, тем меньше усилий вкладывает каждый отдельный ее участник. Если группа состоит из восьми человек, каждый вкладывает лишь половину тех усилий, которые бы он вкладывал, работая в одиночку.

Эффект Рингельмана, больше известный под названием социальное бездействие, — один из наиболее проверенных и подтвержденных феноменов в психологии (ирония в том, что Рингельман вовсе не был психологом). Чем больше людей в команде, тем меньше усилий каждый вкладывает в работу. Это происходит везде: во всех областях производства, во всех культурах, на всех уровнях организации. С эффектом Рингельмана в тот или иной момент сталкивается каждый из работающих в коллективах. Именно это явление лежит в основе существования таких персонажей, как халявщики.

Все твое — мое

Я работала во многих страдающих от халявщиков коллективах. Но даже сейчас, перебирая в памяти все обстоятельства, затрудняюсь точно сказать, почему им все сходило с рук. Я полагала, что халявщики процветают потому, что всем, в общем-то, на них наплевать или что никто не обращает на них внимания. Мне казалось, что в сильных командах они существовать не могут. Но я была неправа.

На самом деле условия, благодаря которым команды добиваются высоких результатов, также делают их уязвимыми для лентяев. Эти условия: добросовестность, сплоченность и коллективное вознаграждение. Конечно, если в вашей команде наличествует один или несколько элементов этой триады, это вовсе не значит, что вы станете жертвами халявщика. Однако риск существует.

Означает ли это, что если вы занимаетесь какой-то задачей в одиночку, то защищены от халявщика? К сожалению, нет. Многие из них выбирают в жертвы именно индивидуалистов. Халявщики, придя в коллектив, быстро вычисляют, кому сесть на шею. Как правило, их цель — самые щедрые сердцем, те, для кого сказать «нет» — мучение. Я называю этот подвид халявщиков ворующими время.

Единственный способ предотвратить действия халявщиков — выявить их на самой ранней стадии и дать понять, что здесь такое не пройдет. Также важно установить границы не только для токсичных коллег, но и для себя.

Как получается, что сила коллектива порождает халявщиков

Добросовестность — один из важнейших факторов успеха в работе, если не в жизни вообще. Работать в окружении добросовестных людей приятно всем. Они надежны, дисциплинированны, помогают команде концентрироваться. И если таких у вас несколько, да к тому же они занимаются тем, что им по-настоящему интересно, они доминируют в коллективе.

Но они также идеальное место гнездовья лентяев. Почему? Да потому, что добросовестные работники всегда компенсируют урон, который своим бездельем наносят халявщики, вместо того чтобы настаивать на справедливом распределении работы. Представьте улей, разоренный голодным медведем. Пчелы-трудяги, сфокусированные на немедленном выполнении задачи, тут же приступят к его восстановлению, компенсируя то, чего не делают трутни. На самом деле они даже могут вложить усилий больше, чем требовалось бы, построив улей более крепкий, чем тот, что разорил медведь.

Такая же картина и на работе. Возьмем команду из пяти человек, один из которых — беспечный ездок на чужой шее, не выполняющий никакой работы. Чтобы компенсировать его безделье, остальные четверо (добросовестных), по идее, должны были бы поровну разделить 20 % той работы, которая приходилась бы на долю халявщика (по 5 % на каждого). Но, как ни странно, происходит иначе: каждый из них перерабатывает больше, чем на 5 %. Команда перевыполняет те показатели, которые были бы у нее в отсутствие халявщика. Для добросовестных людей, которые боятся провала, лентяи — сильные мотиваторы.

Чтобы существовать, коллективу необходима сплоченность. Без нее любые взаимодействия трудны, болезненны и редко продуктивны. Поначалу сплоченность защищает от халявщиков: чем ближе люди друг к другу, тем более они мотивированы на усердную работу ради всей группы.

Но порой, когда мы работаем бок о бок, трудовые цели уступают место социальным: мы постепенно тратим меньше времени на работу и больше — на общение. Совершенно естественно, что люди, которые работают вместе, стремятся и нерабочее время проводить вместе. На самом деле мы в 10–20 % случаев находим романтических партнеров именно на работе. Но когда вам хорошо с людьми из своего коллектива, легко утратить осторожность и позволить обладающим социальными навыками халявщикам вами воспользоваться. Мы также можем легко проглядеть, кто из членов команды работает изо всех сил, а кто изо всех сил не работает. И наконец, сплоченность мешает противостоять халявщикам: нам неприятно призывать к ответу людей, которые нам нравятся.

У меня богатый опыт работы в командах, вспоминая о которых я задавалась вопросом: «А такой-то занимался хоть чем-нибудь, кроме планирования совместных вылазок да сплетен по поводу любовных похождений босса?» Когда команды добивались успеха, нам казалось, что все работали одинаково усердно. Но со временем мне становилось понятно, что всю работу делали лишь самые добросовестные.

Одна из таких халявщиц, Кэролайн, прекрасно знала, как пользоваться дружбой коллег. Кэролайн все любили, она была очень организованным человеком, но только в том, что касалось общения. Она легко впадала в ступор от предстоящей работы и плакалась по поводу совершенно обычных дел, которые ее «вгоняли в стресс».

В особенно напряженные периоды она становилась настолько эмоциональной, что было проще отправить ее заниматься бронированием столиков для обеда, чем заставить помогать (она любила поесть, так что этот ее талант был нам полезен). В целом Кэролайн было непросто совмещать работу в команде и другие обязанности.

Мы пытались на нее давить, но у нее всегда находилась уместная отговорка («Ой, простите, что я вчера не присутствовала на онлайн-совещании, у меня были проблемы с интернетом» или «Извините, на прошлой неделе у меня был дедлайн по другому проекту, но сейчас я уже все закончила и могу сосредоточиться на нашем»). Было очень непросто заставить ее признать, что у нее есть проблема.

Кэролайн напомнила мне халявщиков, которых вместе с коллегами опрашивал Вэсил Тарас, профессор Брайановской школы бизнеса и экономики Университета Северной Каролины в Гринсборо. Всего их было 77 — тех, о которых коллеги говорили, что при выполнении групповых проектов они либо ничего не делали, либо делали ничтожно мало. И хотя против каждого имелись серьезные свидетельства (такие, например, как многочисленные жалобы коллег), только 35,1 % из них признали, что не вносили вклада в работу, 42,8 % заявили, что все сказанное о них не совсем соответствует истине, и 22,1 % полностью отрицали обвинения. Халявщика трудно заставить признать свое поведение.

И, подобно Кэролайн, халявщики из исследования Вэсила и коллег приводили вполне разумные объяснения. Многие говорили, что они завалены другой работой, кто-то жаловался на трудности доступа к инструментам коммуникации, которыми пользовались другие члены группы.

Можно было бы предположить, что халявщики процветают в группах, где есть конфликты, но это не так. На самом деле только 7,8 % опрошенных говорили о межличностных конфликтах. Халявщики лучше всего чувствуют себя в коллективах, состоящих из хорошо уживающихся друг с другом людей — даже друзей.

В последний год или около того я заметила сильную тенденцию к коллективному вознаграждению. На самом деле более половины публичных компаний используют какую-то из версий коллективных премий по результатам, когда людям платят в зависимости от того, насколько успешно работает вся команда. Считается, что сравнение деятельности отдельных сотрудников поощряет макиавеллизм, отрицательно влияет на способность людей признавать ошибки и питает зависть и разобщение. А коллективное вознаграждение мотивирует людей на усердную работу.

Отчасти это так. Когда люди видят, что трудились все, но лишь один получает премию, они способны превратиться в мальчиков из «Повелителя мух».

Худший вариант — когда компании используют отзывы коллег, оценки, которые члены команды ставят друг другу, чтобы выделить кого-то одного для получения дополнительной премии или более высокой прибавки к зарплате. Такая стратегия разрушает динамику коллектива. Коллективное вознаграждение кажется справедливым, особенно если все внесли одинаковый вклад в работу. Но что происходит, когда невозможно определить, кто что сделал? Тогда теряется то, что социологи называют оценочным потенциалом, — способность отследить, какой вклад внес каждый человек в результат работы группы. Низкий оценочный потенциал — один из существенных, наиболее значимых показателей социального бездействия или наличия халявщиков в команде. Как только люди понимают, что их индивидуальный вклад не оценивается, они проявляют тенденцию к уклонению от работы.

Это кажется очевидным, но многие боссы считают, что индивидуальные вклады нельзя использовать для оценки работы команды, если результаты работы команды в целом не очень высоки. Это опасная тенденция, особенно когда у членов команды отсутствует внутренняя мотивация или они чувствуют себя временными работниками. Это также вольница для лжецов — еще одного типа токсичных коллег, которые пользуются отсутствием четкости в оценке индивидуальных вкладов.

В 90-х годах, учась в старших классах, я подрабатывала в видеопрокате. Одной из моих обязанностей было перематывать видеокассеты (все они были снабжены наклейками «Будьте добры, перемотайте после просмотра», но никто никогда этого не делал). Наша смена, состоявшая из пяти подростков, должна была перемотать около 200 кассет. Поначалу, будучи добросовестным членом команды, я честно перематывала свою порцию. Но примерно через месяц поняла, что босс не следит за тем, кто сколько сделал. Наши премии зависели от того, сколько видеопленок брали и как быстро их возвращали клиенты, то есть от того, как скоро кассета снова появлялась на полке. Поэтому вместо того чтобы заниматься перемоткой, я с остальными часами обсуждала, кто с кем пойдет на выпускной бал. В этом видеопрокате отсутствовал оценочный потенциал. Поэтому мы не были добры и не перематывали на начало.

Вознаграждать коллективно — это не обязательно плохо, но не обращать внимания на индивидуальные вклады в работу плохо точно. Особенно подвержены социальному бездействию команды, в которых есть один-два звездных работника, — халявщики понимают, что эта пара героев все равно дотянет команду до финиша, так что им нет никакой нужды трудиться-потеть. И действительно — какой смысл напрягаться, если все равно их нагрузку никто не отслеживает?

Большинство коллективов делятся на две категории — те, которые что-то делают (команды действия, или производственные команды), и те, которые принимают решения (проектные команды). Коллективное вознаграждение характерно и для тех и для других.

Мы славно не работали, но славно отдохнем!

У Кремниевой долины возникла проблема. Технологические гиганты вроде Google нанимают на работу самых талантливых специалистов, платят им огромные деньги — но не за работу, а только чтобы они не ушли к конкурентам. Чудо-инженеры сидят на задницах и ничего не делают весь день, а компании теряют огромные деньги.

Это называют культурой «вложи и лежи» (rest and vest).

Один из инженеров Google сказал: «Какой смысл вкалывать, если тебе ни за что ни про что платят в год 500 тысяч долларов, при этом роста ни в профессиональном плане, ни по зарплате все равно не предвидится?»

У Нью-Йоркского университета та же проблема. Университет предоставляет профессорам шикарные квартиры, за аренду которых они платят сущие гроши, и все для того, чтобы профессора не разбежались по университетам других, более дешевых регионов страны. Хитрость, правда, в том, что, когда профессора уходят в отставку, их выкидывают из квартиры. Следовательно, никто из живущих в принадлежащих университету квартирах не стремится уволиться или выйти на пенсию, и по поводу текучки кадров можно не беспокоиться. Таким образом взращивается корпоративная культура безделья. Как и в Кремниевой долине, некоторые из сотрудников с большой зарплатой и шикарным жильем вовсе не заинтересованы в том, чтобы выкладываться по полной.

Что заставляет компанию идти на такое? Иногда руководство просто влюбляется в талантливых. Боссы полагают, что если всячески холить и лелеять любимых гениев, то они будут продолжать фонтанировать идеями. Другими словами, такая политика рождена убеждением, что великие — они великие навеки. Но, к сожалению, в каждом из нас сидит потенциальный лентяй, даже в гениях.

Осыпать наградами за то, что человек просто присутствует на работе, а не за то, что он сделал, — все равно что дать ребенку шоколадку до того, как он выполнит домашнее задание. О каком рвении может идти речь, если шоколадку он уже благополучно слопал?

Важна только заметная работа

Профессор бизнес-колледжа Фишера при Университете штата Огайо Роберт Лаунт с коллегами сделали любопытное открытие. К какому бы типу ни принадлежал коллектив, обладающие высоким статусом эксперты работали усердно только тогда, когда вся команда могла видеть их вклад. Если же их деятельность протекала не на виду, они могли лениться. Это касалось даже тех команд, в которых на кону стояла жизнь, например пожарных.

Причина проста. Мы предполагаем, что обладающие высоким статусом сотрудники работают лучше и что благодаря труду они этот статус и получили. И уж если они хотят его сохранить, должны максимально демонстрировать свои умения.

Это открытие — важный урок для всех: мы часто заранее убеждены в том, что считающиеся экспертами члены коллектива всегда будут показывать пример усердия, независимо от того, кто интересуется их работой. А на самом деле стоит присматриваться к тем, у кого высокого статуса нет, — к тем, кто еще не проявил себя или не так уж предан организации. У нашего привычного заблуждения имеются серьезные последствия: если герой команды когда-то был действительно мотивирован на работу, это совсем не обязательно означает, что он сохранил такую мотивацию.

обложка: МИФ