В серии «Есть смысл» издательства Polyandria NoAge вышел роман «Шмель» писательницы и блогера Ани Гетьман. Главная героиня — 24-летняя Вера — несколько лет прожила в несчастливом браке, в котором усердно старалась соответствовать мужу: читала философские книги, смотрела артхаус, слушала не слишком понравившийся Massive Attack. Но оказалось, что когда-то очаровавший Веру петербургский интеллектуал на самом деле бросает умные книги уже на тридцатой странице и годами мечтает снять гениальное кино. В начале 2022 года Вера решается на самостоятельную жизнь — принимает предложение развестись на «Госуслугах», собирает вещи, находит новую работу, переезжает в съемную комнату в квартире психолога Юлианны. Но всюду за Верой следует ее тревога. «Большой Город» публикует фрагмент из романа.

«Шмель»

Сегодня день мытья головы. Я старалась делать это реже — раз в три или четыре дня, чтобы, как советовала женщина из видео, поменьше тревожить волосы. Иногда получалось мыться в тишине, но сегодня все смешалось: работа, вакансии, Вика, волонтерство. В ванной машинка неторопливо стирала вещи Юлианны. Я долго выбирала, что послушать, включила лекцию про Хиросиму, села на корточки в душе, так, чтобы холодная вода не стекала по спине, и аккуратно намылила голову. В руках осталось много волос, но это потому, что я уже три дня не расчесывалась, только собирала заново пучок по утрам.

Я завернула волосы в полотенце и еще немного постояла под водой. Один из самолетов, с которого кидали бомбы на Хиросиму, назывался именем матери пилота. Он очень гордился тем, что делает, и хотел, чтобы она была причастна. Машинка начала отжимать, грохотать и раскачиваться, тюбики и бутыльки, которые стояли на ней, повалились на пол. Я выскочила мокрая и села на нее сверху, прижала. Когда машинка закончила, я все подобрала и расставила аккуратно, в два ряда, как было. Забираться после душа в большие мягкие домашние треники было уютно. Наверное, можно сказать, что у меня стал появляться собственный быт. 

Из кухни тянуло жареными овощами и соевым соусом. Юлианна каждый день ела одно и то же, она была неваляшкой, удерживалась в любых условиях благодаря своим ритмам, туда-сюда, никаких отклонений. Я осмелела и зашла к ней.

— У тебя всегда так пахнет вкусно.

— Ой, спасибо, я наготовила на целую ораву. Хочешь?

На это я и рассчитывала. Я села за кухонный стол, спросила, не нужно ли помочь, и, чтобы заполнить тишину, стала рассказывать про Вику. Я сказала, что мои знакомые сейчас делятся надвое. Одни считают, что в стране остались только люди с песьими головами: они же первыми присылают репосты самых страшных прогнозов, раз в месяц пишут беспокойные «как ты?» и выкладывают много сторис, которые отсюда выкладывать нельзя. Другие полностью отрицают происходящее: ничего не слышу и ничего не чувствую, все как раньше, только менее удобно и мобильно.

Я сказала, что Вика не относится ни к кому из них, — она умудрилась остаться в серой зоне, пошла на компромиссы, чтобы делать то, что считает нужным, потому что у нее есть эта уверенность — будто она знает, что сейчас вообще нужно. Юлианна ответила: «Странно, что тебя это удивляет. Черно-белая концепция мира очень инфантильная». Я знала, что она права, но зачем-то стала спорить. Я долго говорила Юлианне про совесть и молчание, про литературу, цензуру и историю, про абсолютное зло, которому можно будет задавать вопросы только после того, как оно будет обесточено. Она тщательно пережевывала собу с брокколи и улыбалась. Мне хотелось залезть в эту улыбку, как в спальный мешок, пошарить внутри, переночевать, вспороть, выпотрошить, понять.

Будь Юлианна мужчиной, я бы совершенно точно влюбилась, нюхала бы ее подушку и прислушивалась, не приходит ли кто-то к ней в комнату. Значит, все, что я себе наобещала, — все эти эксперименты по узнаванию себя, весь этот последний месяц, одинокий и будто бы успешный в одиночестве, — все это случилось не потому, что я захотела и смогла, а потому, что мне повезло — никто не подвернулся. Не к кому было прицепиться. Юлианна сказала: «У меня тьма историй. Многие сейчас возвращаются, тоже интересно узнавать — как, почему, через что они там пройти не смогли». Меня бесила ее нейтральность и готовность принять все что угодно. Я уже это видела.

Обложка: Polyandria NoAge