Этой весной в издательстве «Новое литературное обозрение» выходит новая книга, которая пополнит важную серию «Гендерные исследования». Ее автор, филолог и PhD Тартуского университета Мария Нестеренко (и по совместительству куратор «Гендерных исследований» в «НЛО»), занимается историей женской литературы в России.

В своей новой работе она анализирует постепенное проникновение женщин в литературный процесс в России первой трети XIX века. Именно на этот период пришелся рост рефлексии о месте женщин в литературе и границах дозволенного для них участия в литературном процессе.

Сегодня, когда женщины прочно утвердились в литературном жанре, сложно представить, что несколько столетий назад желание писательниц выступать в серьезном жанре вызывало у общество недоумение и порицание, а уделом женской аудитории считались журналы по домоводству.

Сентименталистская периодика: издатель и читательницы

Всплеск интереса к женской читательской аудитории исследователи считают одним из «ярких проявлений так называемой „феминизации“ русской культуры того времени — актуализации „женского“, „женственности“ в литературе и языке, определявшей во многом направление и специфику развития литературного процесса XVIII — начала XIX века».

В отличие от Западной Европы, где в первой трети XIX века журналы для женщин были уже сложившимся типом периодики, «в России этот вид издания находился на стадии становления». Тем не менее уже тогда некоторые журналы уделяли особое внимание женской проблематике и даже заявляли о себе как о специальных изданиях для женщин. Эта проблематика: вопросы женского воспитания, норм социального поведения, формирования эстетических вкусов читательниц — раскрывалась в статьях, эссе и художественных текстах, а также в материалах, посвященных сферам, традиционно считавшимся женскими (воспитание детей, содержание дома, моды).

Именно так позиционировался в начале издания «Московский Меркурий» П. И. Макарова, журнал, который стал более известен в истории литературы как площадка для важных литературных дискуссий. Макаров был влиятельным литературным критиком, таким же влиятельным стало и затеянное им периодическое издание. В объявлении о подписке издатель перечислял основные разделы нового журнала:

  критика на книги;

  все рассуждения относительно какой-нибудь части словесности;

  новейшие анекдоты;

  сатиры на пороки века;

  краткие переводы;

  мелкие стихотворения.

Кроме них, в журнале содержался раздел «Моды», но он занимал подчиненное положение. Главной задачей «Московского Меркурия» Макаров представлял образование и воспитание аудитории: «следует „связать учение с забавами“, употребить „науки на пользу забав, а забавы на пользу наук“, то есть сочетать приятное с полезным».

Исследовательница «Московского Меркурия» А. Дементьева, посвятившая ему диссертацию, отметила как специфическую черту ранней русской периодики для женщин, свойственную и «Московскому Меркурию», дидактичность, которая вообще в периодике того времени уже отступала и в целом выглядела архаично: «Дидактический элемент, столь явно выраженный как в „Московском Меркурии“, так и в последующих дамских изданиях раннего периода развития женской периодики в России <…> в значительно меньшей степени ощутим в иных литературных периодических изданиях того же времени <…> Журналы для женского чтения первой трети XIX века не только сохраняют его в полном объеме, но даже усиливают, что позволяет рассматривать присущий журналам для женского чтения первой трети XIX века дидактический, назидательный, морализаторский элемент в качестве их конститутивного признака».

В статье «Некоторые мысли издателей Меркурия» (в «Сочинениях и переводах» Макарова эта статья опубликована под другим названием, из которого становится очевиден ее предмет, — «Мысли о воспитании»). Макаров, открывая новый журнал, писал: «<…> у нас молодой человек весьма рано перестает учиться <…> Во Франции женщины упражнялись в литературе; <…> ученые стекались к ним со всех сторон; дома их были лучшими школами вкуса и просвещения; там в отборных собраниях судили сочинения и авторов <…> От того цвет литературы во Франции сделался столь общим <…> они <дамы. — М. Н.> заставили бы всякого учиться».

Однако женские занятия литературой издатель считает нужными для того, чтобы женщины, «овладев единожды полем литературы, <…> пошли бы самыми скорыми шагами <…> и в короткое время сделались бы нашими учительницами». Идея, высказанная Макаровым, конечно, перекликается с сетованием Карамзина в статье «Отчего в России мало авторских талантов», что женщины пока плохо владеют русским языком, притом что именно их писателям надлежало бы «подслушивать» и у них перенимать стиль.

Как отмечала исследовательница «Московского Меркурия»: «Идейный остов статьи „Некоторые мысли издателей Меркурия“ — слепок с карамзинской просветительской программы: в ней отражены сведенные воедино выработанные сентиментализмом идеи относительно роли женщин в развитии образования и воспитании общества, изложенные Макаровым в эмоциональном, даже патетическом ключе».

Однако если Карамзин выступал за то, чтобы женщина усвоила новый язык и активно использовала его в устной речи (чтобы авторы «подслушивали» и сами учились), то Макаров с теми же целями желал женщинам, по меньшей мере на уровне журнальных деклараций, освоить и ремесло литератора — и это, согласно нашему предположению, можно расценить как следующий этап женского просвещения.

Продолжая идеи Карамзина, Макаров распространяет их на новые культурные территории, но важнейшим и неизменным остается одно — роль женщины как посредника и педагога. Вместе с тем, рассуждая о занятиях литературой для женщин, Макаров использует комплиментарные формулировки: «…то же упражнение <литература. — М. Н.>, которое весьма часто тиранит нас острейшими иглами, представляет молодой женщине одне только розы без шипов <…> какой варвар осмелится не похвалить того, что нежная, белая, прекрасная рука написала? По крайней мере, мы <…> уверяем любезную сочинительницу, что ко всем произведениям пера ея наша критика всегда будет иметь самое набожное почтение».

Он выводит женское творчество за рамки «серьезной» литературы, видимо разделяя сентименталистскую идею, что женщина — существо нежное и деликатное, которое необходимо оберегать, в том числе и от критики. Несмотря на такие заверения издателя, за год существования в «Московском Меркурии» не было опубликовано ни одного сочинения, написанного женщиной. Видимо, таковые присылались для печатания, однако Макаров не выпустил к читателю ни одного, а отделался обещанием напечатать их в будущем: «Благодарим — чувствительно благодарим за присланные к нам сочинения и переводы — в стихах и в прозе. Почитаем их весьма хорошими; и однако ж, по некоторым обстоятельствам, не могли их поместить в первой своей книжке — может быть поместим после».

Действительные мотивы такой политики «Московского Меркурия» остаются пока не проясненными, однако вслед за А. Дементьевой можно признать, что «как издатель журнала, выбирающий сотрудников и материалы, Макаров нисколько не способствует развитию женской литературы». Защита женщин в литературе была лишь одной из составляющих журналистской стратегии Макарова. Вероятно, его интерес к «женской» теме был обусловлен стремлением укрепить новые принципы, сформулированные Карамзиным.

В «облагораживании» читательской аудитории Макаров видел часть своей культурной миссии. Именно поэтому его журнал был ориентирован на традицию Новикова и не был похож на стереотипные издания для женщин («Магазин английских, французских и немецких новых мод», «Модный вестник»), уделявшие большее внимание моде, светским новостям и литературе низкого качества. Хотя в «Московском Меркурии» модный раздел тоже существовал (и включал картинки с объяснениями), он был данью традиции: представление европейских мод рассматривалось издателями как обязательная компонента журнала, адресованного дамской аудитории. Впоследствии похожий раздел моды Шаликов введет в «Дамском журнале». Одна из особенностей позиции Петра Макарова заключается в том, что он выступает не только как просветитель, но и как «адвокат» женщин. В одном из номеров он помещает «Критику на Сегюрову книгу о Женщинах (из парижского журнала)» , снабжая ее примечаниями, в которых подчеркивает отличия своей позиции от позиции рецензента.

По мнению последнего, де Сегюр неправильно выбрал объект «исследования»: «кокетка не дает никакого понятия о женщине, равно как и петиметр не дает понятия о человеке». Далее рецензент объясняет, что удел женщины — не охота и война: «<…> Натура образовала их для другого дела: — для дела наполнять вселенную людьми, возобновлять род человеческий, носить, родить, кормить, воспитывать детей <…>».

Макаров возражает рецензенту, когда тот указывает на слабость женщины и необходимость ее подчинения: «Слабость женщины не доказывает власти мужчин: слон сильнее человека, однако ж повинуется ему». В другом месте, где рецензент замечает, что женщины не могут сражаться, издатель восклицает: «Извините, г. рецензент: женщины сражались — и геройски!»

Как нам представляется, эти примечания должны были показать, что Макаров стоял на более прогрессивных позициях. Собственно, и сама статья была опубликована с этой целью: чтобы подчеркнуть, насколько издатель «Московского Меркурия» стремится стать на защиту женщин. На страницах журнала Макаров время от времени обращается к великим женщинам прошлого и настоящего. Так, в «Некоторых мыслях издателя», помещенных в первом номере, он выстраивает целый пантеон выдающихся женщин: писательницы Генриета де ла Сюз и Мари Мадлен де Лафайет, основательница первой в Европе светской женской школы Франсуаза д’Обинье Ментенон, хозяйки интеллектуальных салонов Маргарита де ла Саблиер и Гортензия Манчини, — и во главе его ставит Нинон Ланкло, писательницу, хозяйку литературного салона и куртизанку. Издатель «Московского Меркурия», заметив, что с нею «ни одна женщина не сравнялась в любезности», тут же делает осторожную оговорку: «правила ее, несколько свободные, делают опасным образцом для подражания».

Как отмечала Дементьева, подобный экскурс в «историю <…> также становится вполне традиционным в культурном пространстве XIX века способом доказывания позитивности участия женщин в интеллектуальной жизни общества».

Обложка: kiozk