Во вторник, 14 октября, в московском Кафедральном соборе святых апостолов Петра и Павла состоится российская премьера мистической партитуры Drone Mass («Месса гула») — сочинения исландского композитора Йоханна Йоханнссона, который работал на стыке электроники, академической традиции и философского высказывания и сыграл ключевую роль в становлении языка современной киномузыки. Концерт пройдет в рамках юбилейного, десятого сезона фестиваля актуальной музыки Sound Up.

В преддверии премьеры по просьбе «Большого Города» музыкальная журналистка и автор канала «Слова с музыкой» Кристина Сарханянц рассказывает, как в эпоху сверхгромких блокбастеров Йоханнссон поставил во главу угла тишину как состояние и инструмент передачи эмоций и как из его подхода выросло целое поколение кинокомпозиторов, которые сегодня задают новую чувствительность в кино через звук — медитативную, печальную, эмпатичную.

 

 

Саундтрек к молчанию

Исландия — страна, где сама природа звучит как музыка в духе эмбиента и минимализма: ветер, треск и гул льда, бесконечные открытые пространства, шум омывающего остров холодного моря и... тишина. Композитор Йоханн Йоханнссон сформировался в этой среде и во многом своим творческим методом обязан умению в эту тишину вслушиваться. До кино он играл в рок-группах, основал арт-коммуну Kitchen Motors и создавал музыку, которая развивалась, отталкиваясь не от сюжета, а от текстуры.

В мировое кино Йоханнссон ворвался в начале 2010-х — в эпоху, когда в индустрии стремительно ускорялось и увеличивалось все: монтаж, бюджеты, амбиции продюсеров и режиссеров. Голливуд требовал от художников «больше» — больше динамики, больше громкости, больше надрыва. Однако Йоханнссон, на протяжении 2000-х выпускавший концептуальные альбомы с музыкой для струнного квартета («Englabörn», 2002) или с эмбиент-зарисовками и авангардной электроникой («Virðulegu Forsetar», 2004, и «IBM 1401, A User’s Manual», 2008) на культовых лейблах 4AD и Touch, напротив, сделал ставку на столь привычные для него тишину и паузы. В своих саундтреках он обратился к поэтике хонтологии (термин, введенный французским философом Жаком Деррида для исследования популярности марксистского мифа, а применительно к музыке популяризированный английским культурологом и музыкальным критиком Марком Фишером и означающий состояние культуры, при котором та одержима мыслью об утраченном будущем, которое, впрочем, никогда не наступит. — Прим. ред.) и медленного исчезновения.

Когда в 2014 году Йоханнссон представил свой первый голливудский саундтрек — музыку к «Вселенной Стивена Хокинга» режиссера Джеймса Марша, тот выделялся на фоне привычной для Голливуда оркестровой экспрессии: эта музыка не столько передавала чувства героев картины и нагоняла пафоса, сколько впускала зрителя в пространство, ткань кино и помогала им подключиться к художественному миру фильма через слух.

 

 

«A Model of the Universe»

Партитуры Йоханнссона для фильмов часто строились на популярных у минималистов повторах и постепенном неспешном развитии темы и походили на дыхание. Так, во «Вселенной Стивена Хокинга» фортепиано и струнные не возвышают гения Хокинга, а следуют за идеей хрупкости человеческого существования. В «Убийце» (2015) Дени Вильнёва низкие частоты и гул струн трансформируются в физическое ощущение страха, но снова не служат прямой иллюстрацией, а лишь готовят среду, атмосферу, в которой зритель уже сам реконструирует состояние тревоги героев. А в «Прибытии» (2016) того же Вильнёва Йоханнссон вообще создает не музыку, а своего рода акустическую модель времени: звук будто течет, как воспоминание, в котором прошлое и будущее сплетены в одно.

 

 

«First Encounter»

Таким образом, в своей киномузыке Йоханнссон никогда не стремился управлять эмоциями зрителя — наоборот, он писал так, чтобы его музыка открывала слушателю пространство восприятия. Эта идея откликнулась в сердцах миллионов зрителей и слушателей по всему миру и получила признание у профессионального киносообщества: за свою карьеру Йоханнссон дважды был признан лучшим кинокомпозитором по версии World Soundtrack Awards, стал лауреатом «Золотого глобуса» за музыку к «Вселенной Стивена Хокинга» и неоднократно получал номинации на «Оскар», BAFTA и «Грэмми».

А еще созданная Йоханнссоном концепция и система координат оказалась важна для целого поколения кинокомпозиторов, которые оттолкнулись от достижений великого исландца и развили их в собственных саундтреках.

Новая школа киномеланхолии

Йоханнссон умер в 2018 году, ему было всего 48 лет, но его идеи и интонация не просто не исчезли, но проросли в самых разных саундтреках минувшего десятилетия. Причем главной составляющей самых интересных работ в этой области по сей день остается меланхоличная тишина, погружающая зрителя во внутренний мир и состояние киногероев и продолжающая начатый исландским композитором разговор о времени и утрате.

 

 

Хильдур Гуднадоуттир: Звук как физическое

Соотечественница Йоханна Йоханнссона, его подруга, ученица и соратница по работе над музыкой для уже упомянутых «Убийцы» и «Прибытия» Вильнёва, а также для «Марии Магдалины» (2018) режиссера Гарта Дэвиса, исландская виолончелистка и композитор Хильдур Гуднадоуттир продолжила и даже углубила начатое Йоханнссоном исследование — превращение звука в вещество, в дыхание, в физическую среду, в которую зритель буквально погружается.

Если Йоханнссон работал с тишиной как с пространством, то Гуднадоуттир сделала следующий шаг — стала писать музыку, которую можно почувствовать кожей. В сериале «Чернобыль» (2019) Йохана Ренка ее партитура состоит из звуков, записанных на территории настоящей вышедшей из использования АЭС: скрип металла, гул труб, ритмичные импульсы дозиметров не иллюстрируют катастрофу, а становятся ее телом. Так Гуднадоуттир позволила зрителям услышать невидимую радиацию.

 

 

«The Door»

В «Джокере» (2019) Тодда Филлипса та же стратегия позволила Гуднадоуттир превратить саундтрек в инструмент психологии. Монотонные, почти навязчивые линии виолончели, будто идущие из глубины тела, отражают внутреннюю арку героя — не через пафос, а через физиологию. Филлипс рассказывал, что, именно услышав музыку Гуднадоуттир, Хоакин Феникс сымпровизировал знаменитую сцену танца в туалете: музыка в этом фрагменте перестает быть саундтреком, превращаясь во внутренний ритм безумия героя. В феврале 2020 года за музыку к «Джокеру» Хильдур Гуднадоуттир получила «Оскар».

 

 

«Bathroom Dance Scene»

Гуднадоуттир унаследовала от Йоханнссона ощущение тишины как смыслового центра саундтрека, при этом ее тишина не холодная и бездушная, а пульсирующая, почти всегда телесная. И если Йоханнссон был философом киномузыки, то Гуднадоуттир стала ее эмпатом: так же как и ее учитель, она не стремится объяснить чувства, но дает им материализоваться. Именно поэтому ее киномеланхолия не звучит трагично: часто это не скорбь утраты, а созерцание, наблюдение того, как звук и тело резонируют, когда слова больше не работают.

 

 

Мика Леви: Антимузыка хаоса и отчуждения

Если Гуднадоуттир использует тишину и меланхолию в звуке для запуска у зрителя механизмов эмпатии, то цель британского композитора Мики Леви — включить у них состояние тревоги. В ее киномузыке звук не успокаивает и не объясняет состояние героя или сюжетный твист, а, наоборот, еще больше размыкает элементы пазла, будто помещая слушателя в безвоздушное пространство.

Леви, начинавшая карьеру в экспериментальной поп-группе Micachu and the Shapes, проникла в кино словно вирус — ее первой кинокомпозиторской работой стала музыка к научно-фантастическому триллеру Джонатана Глейзера «Побудь в моей шкуре» (2013). В этом причудливом саундтреке, по сути, нет мелодий и гармоний, по крайней мере в привычном для нас смысле, зато есть пульсации, гул и что-то, напоминающее о присутствии чужого.

 

 

Мика Леви — «Love» (Under the Skin Original Motion Picture Soundtrack)

Работая над саундтреком, Леви не сочиняет музыку, а создает звуковую палитру, в которой уху сложно обосноваться, зацепиться за привычные ходы. И через эту непредсказуемость, хаотичность звук вынуждает зрителя чувствовать тревогу. Так, в «Побудь в моей шкуре» музыка транслирует сознание инопланетного существа, медленно осваивающего человеческое тело, поэтому каждая нота тут будто прорывается сквозь стекло или иной, недоступный для понимания человеку материал.

Когда Леви писала музыку к «Джеки» (2016) Пабло Ларраина, тот же принцип инородности помог ей обернуть саундтрек в поэтическое высказывание: в этой партитуре разреженные струнные звучат как сбивающийся пульс главной героини в исполнении Натали Портман, когда воспоминания Жаклин Кеннеди сталкиваются с утратой. И там, где другой композитор выбрал бы жалобно-сочувственный тон, Леви создает акустическую неустойчивость. Ее киномеланхолия не лирична, а хрупка и натянута как нерв.

Вероятно, своеобразной кульминации метод Леви достигает в саундтреке к «Зоне интересов» (2023) Джонатана Глейзера, где Леви фактически убирает музыку из кадра вообще. И такой саундтрек звучит честнее и правдивее любой оркестровки, звучит как сама реальность, в которой не осталось места красоте и надежде. Впрочем, как еще оформить звучание фильма о будничной жизни немецкой (непростой) семьи по соседству с концентрационным лагерем в разгар холокоста и создать пространство, в котором зритель ощутит постоянно нарастающую и всепоглощающую пустоту.

 

 

The Zone of Interest | Official Trailer HD | A24

В этом смысле Леви — радикальный голос новой киномеланхолии. Если Йоханнссон создал философию и язык такого звука, а Гуднадоуттир перенесла их на уровень физического, телесного, то Леви говорит от лица безмолвия и отчуждения. Леви помещает зрителя в стерильное пространство, где звук — не способ выразить эмоцию, а сама эмоция в своей первозданной, необработанной форме.

 

 

Киномеланхолия как эстетика XXI века

От «Вселенной Стивена Хокинга» до «Джокера» и «Зоны интересов» — на протяжении последних десяти лет на экраны вышли десятки фильмов, в которых проявляется новая эстетика звука. Эти фильмы не похожи по стилю и жанру, но неуловимо схожи по ощущению: музыка в них — это низкий гул, тишина, биение пульса, учащенное дыхание. Замешанная на этих элементах киномеланхолия Йоханна Йоханнссона и его последователей оказалась неожиданно актуальной: перегруженный информацией мир сам потянулся к ней.

Написанная не для кино, а как оратория партитура «Drone Mass» наследует эту эстетику. Это одно из последних сочинений Йоханнссона, он написал его в 2015 году. Месса по форме, а по сути — масштабная пространственная медитативная работа на пересечении новой академической музыки и электроники, «Drone Mass» впервые прозвучит в Москве в исполнении вокального ансамбля Intrada и солистов OpensoundOrchestra в пространстве Кафедрального собора святых апостолов Петра и Павла в рамках события Sound Up: Meditation.

 

 

Йоханн Йоханнссон — «Drone Mass»

Название «Drone Mass» в переводе с английского дословно означает «месса гула» и отсылает одновременно к религиозному опыту и физиологическому переживанию воздействия звука на тело. Необычная структура произведения, богатые тембровые переходы, напряженное переплетение голосов, струнных и аналоговой электроники создают музыкальный ландшафт, в котором ощущение времени превращается в зыбкий мираж. Автор называл «Drone Mass» «современным духовным произведением», не принадлежащим к конкретной традиции, но способным пробудить у слушателя внимание и позволить ему постичь гармонию растворяющегося в тишине шума.

 

Фотографии: обложка — Jeff Vespa/Sound Up, 1, 2 — Jónatan Grétarsson/Sound Up