В конце мая в Москве появилось новое любопытное место — особняк в Трехсвятительском переулке на «Китай-городе» с множеством разных пространств: от кафе до гончарной мастерской. У истоков стояли Никита Фомкин, создатель бара «Сюр», и Эдуард Оганесян, режиссер сериала «Чики». В пространстве уже открылись паста-бар «Аренда» Никиты, грузинское кафе «Квартира 37» и чайная «Эклер» Эдуарда, скоро откроются кабинет психолога, чайная от «Интроверта», пара баров и магазин винтажных фотоаппаратов.

Мы поговорили с Никитой и Эдуардом о замысле места и его воплощении, а также о том, почему сегодняшней Москве нужно такое открытое и демократичное пространство. А еще узнали у историка Ивана Савушкина, как жил этот особняк в XIX веке.

Автор: Екатерина Полонская
Фотограф: Ксения Колесникова

«Особняк 2/1»

Адрес

Большой Трехсвятительский пер., 2/1, стр. 5

Время работы

пн. — вс.: 11:00–23:00

Как придумали «Особняк 2/1»

Никита: Кто бы не хотел себе особняк в центре Москвы? Вот я тоже хотел бы. И теперь он у меня есть, малыми силами. Все получилось случайно, по наитию. Однажды Эдик был гостем «Сюра»: Варя Шмыкова привела какого-то бородатого чувака с пивом. А «Сюр» был временно закрыт. И в этом закрытом баре мы с Кириллом Клесовым выпили пива наших гостей и так начали дружить. Зимой Эдик спросил меня, не знаю ли я какое-нибудь классное помещение, он искал его под офис. А я давно положил глаз на этот особняк. Он простаивал лет десять — с тех пор, как оттуда выехал заводской отдел кадров. Все мои помещения — и «Сюр» и «Ясно», мы снимаем у этого же завода. Раньше там работали несколько тысяч человек, и только отделу кадров нужен был особняк.

Я показал его Эдику, и он загорелся идеей открыть что-то вместе. Особняк для нас двоих — слишком много и круто. Поэтому решили, что себе возьмем по комнатке, а остальное сдадим друзьям. Не пересдадим, а сдадим. Мы просто сводим хороших людей с арендодателем.

В процессе я говорил: «Мы делаем сквот». А в итоге получилось общежитие или коммуналка. Покрасить стены в коридоре именно масляной краской — идея Эдика. Это в хорошем смысле коммуналка, а какая коммуналка без масляной краски на стенах? Если бы сделали все ровно, оштукатурили и покрасили обычной краской, не было бы того ощущения. А зеленый цвет — в честь дореволюционных интерьеров, нам как-то запомнились изумрудные стены в сочетании с красноватым паркетом.

Получилась новая районная точка притяжения. Мы часто говорим «как в Берлине» или «как в Тбилиси». А моя задача — создать такое место, чтобы потом говорили «как в Москве».

Эдуард: Я делал место, не бизнес, не было идеи открыть ресторан. Это слово для меня ругательное, оно ассоциируется со странным китчевым интерьером и странной едой. Мы долго ходили в итальянские рестораны, но это не имело никакого отношения к Италии. Это что-то неестественное для меня, вообще не посещаю такие заведения. Но очень люблю рынки, обожаю ходить на Даниловский. Видно, что у каждой лавочки там есть хозяин, который просто не продаст тебе некачественный продукт. Сулугуни, с которым мы делаем хачапури в «Квартире 37», я много лет беру у тети Мананы на рынке. И так я могу рассказать про каждый продукт, там все настоящее.

Я зацепился за особняк, потому что и здесь все настоящее. Когда талантливые живописцы заново расписывают стены, воссоздавая интерьеры прошлого, — круто, но это ложь. Этот особняк похож на невестушку, которую в советскую эпоху прикрыли какими-то странными нарядами. Такой образ у меня возник. И захотелось весь этот пластик и фанеру снять. Для меня этот особняк как гостевой дом, где у каждой комнаты свой хозяин.

Жизнь особняка за последние 200 лет

Иван Савушкин

историк и экскурсовод ARHE.TIPO

— Особняк изначально строили как один из флигелей усадьбы Глебовых, которая некогда здесь стояла и занимала большую часть улицы. На территории усадьбы были сады, вообще, раньше этот район был куда более зеленым, чем сейчас. Морозовский сад был далеко не единственным парком на Ивановской горке.

Позднее этот домик арендовал издатель и публицист Михаил Катков, который выпускал «Русский вестник». Журнал сам по себе не очень знаменит, но именно здесь печатались Толстой, Достоевский, Аксаков и Островский. Катков давал им заказы, редактировал тексты и печатал финальный результат. К примеру, «Бесы» Достоевского дошли до нас именно в такой редакции, сцену, где Ставрогин насилует девочку, Федора Михайловича заставил вырезать Катков.

Помимо журнала тут зародилась и одна из самых знаменитых русских политических газет — «Русские ведомости». Газета просуществовала с 1863 года, когда реформой Александра II была объявлена свобода печати, до 1918 года, когда указом молодого советского правительства эта свобода закончилась. «Русские ведомости» были оплотом либеральной мысли и полем для политических дискуссий. Эмигрант Владимир Розенберг в 1924 году напишет книгу, посвященную этой газете, и назовет ее «Организация общественного мнения и беспартийная, независимая газета „Русские ведомости“».

Последним дореволюционным владельцем домика, как и всего района, была семья купцов Морозовых, разместившая здесь конторы своих производств.

Никита: Судя по календарям, которые мы нашли в особняке, отдел кадров выселили в 2012 году. Особняк выглядел как любое государственное учреждение: десяток дверей, длинный унылый коридор, куча каких-то табличек. Все из пластика, не паркет даже, а линолеум. Паркет мы нашли под двумя слоями линолеума. Пересечение совка и 2000-х: потолки как во всех офисах, дореволюционные двери были забиты фанерой. Мы находили высоченные двери 2,25 метра, замурованные в стенах. На их месте стояли маленькие двери на метр девяносто. Где смогли — восстановили. Вообще, мы только счистили этот мусор. Это не научная реставрация.

Можно увидеть историю особняка по некоторым вещам. Например, изначально не было этого длинного коридора, он появился в советское время. По следам на полу видно, как стояли камины до революции. А в подвале можно посмотреть, как выглядит кирпичная кладка разных времен.

Паста-бар «Аренда»

Никита: В подвале мы нашли советские реликвии. Целые папки с картотеками, я их называю «мертвые души». Когда был принят работник, когда скинул деньги на профсоюзные взносы. Еще нашли кучу выборных плакатов 1996 года, сейчас они висят в «Аренде».

Все бесконечные шкафы бывшего отдела кадров я пустил в дело: это деревянные панели в моем паста-баре. Вся мебель советская, ее нашел на «Авито», в универмаге «Улица Ленина» или взял у завода. Фактически сделал CtrlC+CtrlV заводских шкафов, разве что за пару стульев заплатил 200 рублей. В каждом моем проекте есть и личные вещи, в «Сюре» — вся моя дача. В «Ясно» — вещи из квартиры бабушки и дедушки. В «Интеллигенции» — мои растения, перевез за пять поездок на машине, все свою квартиру ограбил. В особняке — две хрустальные люстры из их квартиры. Они оставляют красивые блики на изумрудных стенах коридора.

Чайная «Эклер»

Эдуард: «Эклер“ — мой любимый проект с точки зрения интерьера. Когда я зашел в пространство, подумал, что эклер — слово из прошлого. Когда ты с мамой и папой в Анапе ешь мороженое, а потом тебе купят и пирожное. Потом я почему-то представил библиотеку и кресло. Так у меня родилась героиня — бабушка лет 75, которая обожает черную одежду и жемчуг. У нее нет детей и внуков, но она любит беседовать и угощать всех чаем. И тогда я понял, какой интерьер нужен.

Первая возникшая деталь — круглый стол и абажур над ним. Очень хотелось, чтобы люди собирались здесь и играли в русское лото, которое мы пока не принесли, но принесем. Уже происходят гадания, девчонки пасьянсы раскладывают. Пианино — тоже важная часть этого места. Я собирал интерьер по деталям. Если убрать алтарь Ахматовой, картину с девушкой в красном платье — это станет просто кафе.

После я стал искать обои. Сейчас на стенах настоящие бумажные обои 1963 года. Когда мы их наклеили, все стало ясно про это место. На этот фон чудесно легли остальные вещи. Я придумал в проеме «место интроверта», вывел туда розетку, сделал абажур с диммером. В углу у окна — место для чтения. И еще есть местечко с двумя креслами, называю его «место для ссор и примирений». Когда все эти образы родились, мне осталось только неспешно охотиться на «Авито» за нужными вещами.

Наши друзья уже дарят подарки, интерьер живет и меняется. Скоро ко мне приедет сервиз знакомой, который давным-давно ее дедушка подарил бабушке. С одной стороны, страшно разбить. А с другой — наконец-то он опять сможет служить людям. Вещь создана для того, чтобы служить человеку. Потом вещь проходит сквозь века, и она уже не служит человеку, человек ей поклоняется. Я эту грань, когда вещь использовать, а когда беречь, для себя пока провести не могу.

Грузинское кафе «Квартира 37»

Эдуард: Это место — дань моему тбилисскому детству и грузинской кухне. 37 — это просто номер квартиры, где я вырос. Никаких больше смыслов там нет. Я знаю, как дышит интерьер тбилисской квартиры. Если убрать из интерьера «Квартиры 37» старый диван, рамочку с раком и надписью на грузинском — он опустеет.

Мне очень важно, чтобы это место было дружелюбным. Как-то пришла девушка-экскурсовод и сказала, что очень устала. Я ей ответил: «В чем проблема? Вот диван, пожалуйста. Одеяло есть, подушки есть, можешь тут остаться. Мы как раз закрываемся». Она засмеялась, а потом поняла, что я не шучу.

Сейчас хочется друг друга не потерять. Многие уехали, с кем-то мы не сошлись в позициях и потерялись. Надеюсь, на время. Важно, чтобы было место, куда люди могут прийти и расслабиться. Мне очень лестно, что в «Квартире 37» просто стоянка из колясок по утрам. Дети ползают, бегают, прыгают. Скоро заберем старый трехколесный велосипед, чтобы дети по коридору на нем гоняли.

Что еще откроется

Эдуард: Скоро откроется коктейльная «Чайка» — для меня это кусочек Кубы. Поэтому там такой песочный цвет стен. В жару будет здесь хорошо пить наши коктейли, морсы и чайный гриб. Кто-то ржет, когда видит чайный гриб. Но для меня «Чайка» — лаборатория чайного гриба, мы подходим к этому серьезно. Каким чаем мы кормим эти грибы, каким кофе — я такого сам не пил.

На минус первом этаже будет рюмочная с настойками на травах и вином. Мне не хочется, чтобы это место маргинализировалось. Мне хочется передать настроение «Кошечки» с Ефремовым, где он играет старую балерину, которая тратит половину пенсии на бутылочку хорошего коньяка.