Россия будущего с визами в Москву, устройствами для контроля эмоций и технокарнавалами

Коллектор

На следующее утро Полина проснулась от настойчивого стрекота дверного звонка. Было воскресенье, она никого не ждала, поэтому подскочила как ошпаренная. Чертыхаясь, Полина натянула джинсы: снаружи уже отчаялись дозвониться и начали стучать.

— Опись. — Пожилой мужчина в потертом коричневом пиджаке цепко осмотрел ее водянистыми глазами. — Взрослые есть?

— Н-нет... — Полина поспешно оглянулась: ботинок отца уже не было. Он ушел за водкой еще, кажется, часов в пять утра, потому что молитвы все-таки не помогли.— Какая опись?

— Обычная. Квартирка-то ваша в обратной ипотеке. По счетам когда платить будем?

Внутри Полины обрушилась кирпичная стена.

— К... Как это?

Коллектор мягко отодвинул ее и прошел, не разуваясь, в гостиную. Скептически осмотрел не слишком чистый пол, на котором высились стопки пластиковых рекламных флаеров (отец в завязке нашел очередную подработку), и зевнул.

— Кресло-качалка, одна штука, — начал он лениво диктовать в металлический шар-ассистент. — Ковер синтетический напольный, одна штука.

Щеки Полины залило краской.

Она побежала в спальню и стала торопливо собирать школьный рюкзак на понедельник.

«Не может быть. Это же мамина квартира...»

— А давно она в обратной ипотеке? — крикнула Полина коллектору из спальни, пытаясь казаться беззаботной.

Коллектор продолжал как ни в чем не бывало перечислять названия предметов. Полинина рука замерла над шкафом, где на верхней полке лежали старые мамины вещи, а на средней — ее собственные. Она подумала и схватила с полки несколько пар носков, нижнее белье и чистую футболку.

— Дверь захлопнете, как закончите, ладно?

— Ладно.

Полина бежала по кладбищу уже привычным ей маршрутом. Рюкзак оттягивал плечи — она забрала все, что было важного и ценного, из своей комнаты, втайне надеясь, что продержится пару дней на вокзале или в школе, прежде чем отец отбушует по поводу коллекторов, проспится и станет более-менее вменяемым.

Отыскав среди одинаковых черно-графитовых крестов могилу матери, Полина села прямо на поросший жидкой желтой травой край и впилась в него пальцами.

— Мам, мамочка, он заложил квартиру, — шептала она с закрытыми глазами, глотая слезы. — Я не знаю, что мне делать, куда идти. Я просто должна закончить эссе, но у меня нет сил. Помоги мне, пожалуйста, просто... закончить эссе...

Кладбищенские деревья качали облысевшими головами от резких порывов ветра. Собирался дождь, но сквозь рваные облака кое-где были видны кусочки голубого неба, будто глаза далекого спокойного бога, который был глух к ее молитвам так же, как к отцовским. Ему не было ровным счетом никакого дела до того, кто и о чем его просит, хороший это человек или не очень — он просто оставил злую, пропитанную бесплодными надеждами землю уже давным-давно.

— Черный человек, черный человек, забери меня! — Полина зажмурилась изо всех сил и проговорила свое желание четко и уверенно.

Она снова оказалась за кухонным столом, и напротив нее была мама. Ее глаза светились болью и теплом, и она «обнимала» Полину за палец бумажными «руками» черного человека из мешочка для гаданий.

— Мертвые не воскресают, Поля. Но я всегда буду с тобой. Запомни хорошенько: ты мико. Ты видишь лю-ей, ты знаешь людей — лучше, чем многие. Доверяй интуиции. Найди безопасное место. И не рассчитывай ни на кого, кроме себя.

— Хорошо, мам... — Слезы катились градом.

Полина встала, подтянула рюкзак за лямки и побрела к выходу с кладбища.

В спину ей смотрели холодные синие глаза небес.

Полина не могла точно вспомнить, когда именно отыскала заброшенный коллектор. Кажется, это было еще прошлым летом, когда она убегала из дома почти на две недели. Тогда отец привел любовницу, такую же алкоголичку, как и он сам. Они оккупировали Полинину спальню, и девочке ничего не оставалось, как ретироваться из дома, чтобы не наблюдать их пьяные оргии. Коллектор тогда стал для нее настоящим спасением: Агата с родителями укатила на море, переночевать было негде, а Полина не была ни с кем больше настолько близка, чтобы попроситься на ночлег.

Сейчас это убежище пришлось весьма кстати: по ночам уже подмораживало, а в коллекторе, который начинался не с улицы, а в глубине закрытой на ремонт подземной парковки, было если не тепло, то хотя бы безветренно. Когда она попала сюда впервые, коллектор был заколочен досками, но она аккуратно сняла одну и теперь благополучно пользовалась этим лазом, никем не замеченная. Полина купила в фикспрайсе надувной матрас и плед и стала иногда ночевать там.

На дворе стояла середина октября. Наступила та самая золотая осень, которую когда-то так любила мама, — с тяжелыми гроздьями рябины, с листвой по колено в парках, с которой не справлялись роботы-дворники, с нахальными беличьими набегами на кормушки, полные орехов и семечек; с волосами, которые вечно лезли в рот и глаза от ветра; с дымом костров, который смешивался с клубами пара ТЭЦ с окраины города, и оттого по утрам осенью их маленький городок всегда тонул в тумане — затерянный глубоко в лесах стареющий сателлит Москвы.

Полина обычно сидела в коллекторе, согнувшись в три погибели, смотрела на проекцию из часов и набирала текст на виртуальной клавиатуре. Она то и дело включала ролики на английском, чтобы поглубже вникнуть в тему. Полина слушала речи известных биологов, не понимая и половины слов, но постепенно многострадальное эссе начало обретать очертания.

Бетонный пол коллектора был сухим и пыльным, звуки снаружи сюда не проникали, бомжи и наркоманы не знали об этом месте, и она чувствовала себя тут почти спокойно.

«Радикальные консерваторы» сдержали обещание и с понедельника, как по расписанию, начали изводить Полину — с огоньком, на глазах у всех, чтобы потом были свидетели.

«Они это не всерьез, они не по-настоящему», — повторяла про себя Полина, обходя троицу на переменах по большому радиусу, однако поверить в это было довольно сложно.