В российском прокате вторую неделю идет жесткая антибуржуазная комедия «Треугольник печали» Рубена Эстлунда — одного из главных левых скандалистов в европейском кино, вот уже второй раз получившего «Золотую пальмовую ветвь» Каннского фестиваля. В свежем обзоре кинокритик Гордей Петрик корит режиссера за отсутствие человечности.

Автор: Гордей Петрик

«Треугольник печали»/Triangle of Sadness

Режиссер

Рубен Эстлунд

В ролях

Харрис Дикинсон, Шарлби Дин, Вуди Харрельсон

Дата выхода

1 декабря

Жанр Рубена Эстлунда — трагифарс. От «Игры» и «Форс-мажора» к «Квадрату» и «Треугольнику печали» режиссер прошел путь от общечеловеческого социокритического высказывания (интонационно следующего как за Бергманом, так и, скажем, за Ван Сентом) к откровенно трикстерскому левацкому ерничанью, в плане контекста ориентированному на крайне узкий зрительский круг. В конце концов и «Квадрат», и «Треугольник печали» в комическом регистре оказываются близки к эпизодам «Южного парка». Отчасти это похоже на вырождение, в определенной мере связанное с радикализацией в режиссере крайне левых и анархистских позиций (тотальное отрицание капиталистических иерархий и вертикального склада жизни тут — единственная авторская эмоция, которую можно вычленить). От фильма к фильму его герои отдаляются все дальше и дальше от человеческого в сторону инстинктивного, что напрямую связано с тем, какое звено в капиталистической иерархии они занимают. Сомнение в них отсутствует как возможность.

Если «Квадрат» упрекал арт-истеблишмент за его зависимость от капитала сильных мира сего и за то, что современные институции распространили на искусство логику мидл-классовых отношений, «Треугольник печали» уже не упрекает частные социальные институты, а откровенно глумится над самыми сильными сего мира. Все герои — максимально карикатурные представители социальных элит на морском круизе (что может быть буржуазнее?). Сексуально озабоченный айтишник; разбрасывающийся «Ролексами» налево-направо, поднявшийся в 90-х на Восточной Европе и шоковой терапии русский миллионер в окружении возрастных любовниц; пожилая пара, схлопотавшая состояние продажей устройств, стоящих, по их словам, на защите демократии, а именно мин и ручных гранат. Финалом представления паноптикума этих раблезианских героев-скоморохов оказывается их повсеместный блев от морской болезни под буквально цитаты из Ульянова (Ленина) от капитана-пьянчуги (тут хочется передать привет «Большой жратве» итальянского классика Марко Феррери). Режиссер как бы заявляет: в физиологии все на равных.

Ко всякому представителю буржуазии Рубен Эстлунд испытывает явное отвращение. В «Треугольнике...» никого жалко быть не может, а проблемы, как и души героев, не учтены или попросту обесценены. Эстлунд понимает персонажей бесчеловечно — как старуха, увлеченная программой о львах и тиграх, или режиссер реалити-шоу о выживании в дикой местности. Или как когда дети отрывают стрекозам крылья, вставляя в тельце насекомого палочки, чтобы проверить, полетит или не полетит. Подобного рода стрессовыми ситуациями режиссер и проверяет героев, каждый из которых норовит снять с трупа близкого драгоценности.

Первая (и наиболее реалистичная) стрессовая ситуация такого рода — самая показательная и венчает первую главу-акт (фильм традиционно поделен на три). Один из героев, парень-модель по имени Карл (Харрис Дикинсон), разжигает ссору со своей девушкой, тоже моделью, Яей (Шарлби Дин). Во время ужина в ресторане она намекает на то, чтобы Карл оплатил счет. Нарушая все мыслимые и немыслимые нормы социального этикета (и элементарно «Этики» Спинозы), Карл начинает скандал. Он упрекает Яю в том, что модели женского пола зарабатывают значительно больше — мало того, что это и так нарушает их концепцию партнерства, где все равны, так она еще и культивирует в себе патриархальный шаблон о финансовой роли мужчины в отношениях! Показательна эта сцена тем, что режиссер, по его словам, списал ее с себя. Она смотрится как пародия, но на деле не задумывалась критичной. Такая вот ахиллесова пята.

Во втором акте-главе пара обнаруживает себя на лайнере, где встречает вышеперечисленных персонажей, слившись с ними в общее биоморфное месиво. В третьем акте-главе корабль терпит крушение, и они оказываются на необитаемом острове в числе выживших, где власть переходит в руки нищей малообразованной прислуги из эмигрантов. Неважно, какую из вертикальных систем люди строят, патриархат или матриархат, подчеркивает Эстлунд, все равно все неизбежно кончается авторитарной диктатурой.

Сам треугольник печали, кстати, — это такой корпус морщин между бровями и переносицей, которые возникают, когда слегка по-снобски насупишься. Скажем, в случае, когда собеседник одевается в H&M, но выдает себя за персонажа в Balenciaga (пример из самой картины). Только и брезгливость Эстлунда к людям, скрытая за его квазирадикальной позицией, тоже, вероятнее всего, подразумевает эти морщинки.

обложка: A-One Films