Автор: Паша Яблонский

Казанская группа Harajiev Smokes Virginia (сокращенно HSV) делает что-то вроде музыки для музыкантов. Несмотря на пару бэнгеров (кто не слышал песню «Все получается», тот многое упустил), они так и не стали звездами российского масштаба. При этом на их выступлении на прошлогоднем AWAZ собрались чуть ли не все организаторы, музыкальные журналисты и прочие представители индустрии.

И хоть для многих HSV до сих пор ассоциируется с бойким гитарным инди начала 2010-х, здесь все немного сложнее. У трех из четырех участников группы есть профессиональное музыкальное образование: «Они частенько участвуют в казанских джазовых джемах, в этом смысле — HSV всегда были джазовым ансамблем на три четверти». Это было слышно и на ранних записях, но в последнее время приобрело совсем масштабные обороты — теперь HSV уже ближе к BadBadNotGood, чем к условным Wavves. Мы поговорили с солистом группы Игорем Шемякиным о том, как ее участники выросли (во всех отношениях), перестали презирать R’n'B и выпустили альбом «Перестановка».

— Расскажи, какой у вас сейчас состав группы? менялся ли он за годы существования?

Сейчас в нашей группе четыре человека — Айдар Гайнуллин на басу, Арсений Коварский за барабанами, Михаил Корсаков за клавишами и я — пою, играю на гитаре и пишу тексты песен. За годы существования наш корабль нормально так помотало, до прихода в коллектив Арсения у нас успели поиграть четыре драммера.

— Кто чем занимается, помимо музыки, кем работает, где живет?

Арсений — спортсмен, каждый день он тренит на брусьях, занимается джиу-джитсу, а еще не так давно освоил профессию проджект-менеджера. Айдар с недавних пор обнаружил в себе талант к режиссуре и прямо сейчас работает на съемках полного метра где-то под Казанью. Миша недавно женился, сейчас он занимается только музыкой, и переманить его к себе в группу хотят все коллективы Казани и половина коллективов Москвы. Я работаю в магазине пластинок и организую события с командой Центра современной культуры «Смена».

— В каком настроении вы подходили к записи этого альбома?

Случился ковид, мы за долгое время впервые всем составом оказались в Казани и начали собираться на репетициях и поигрывать в свое удовольствие. Как-то незаметно у нас набралось 11 песен, и мы поняли, что пора идти на студию. В общем, настроение тогда было в порядке, альбом давался легко. А вот уже потом начался долгий и мучительный процесс постпродакшена, поиск звукорежиссеров, которые могли бы все свести. «У меня ничего не происходит» мы выпустили отдельно, потому что она ну никак не вписывалась в концепт, еще три песни улетели в урну, а до альбома дожили только восемь.

— У вас было много фитов-синглов за последние два года — расскажи, как так вышло? Вам стало интереснее работать с кем-то еще? Хотели записаться еще с кем-то, кроме «другадиджея» на «Перестановке»?

До сингла «Ртуть» мы выпустили три песни, и все с приглашенными музыкантами. Надо сказать, что все они случились «по любви», довольно быстро и органично. Мы просто попытались дать песням то, что они «просят». Работать с другими музыкантами — это кайф, это интересный процесс, в котором ты учишься, обмениваешься идеями. Думаю, это не последние наши фиты.

— На «Таинственном поезде» у вас есть кусочек, который звучит чуть ли джазово, а ваши новые песни — это чуть ли не R’n’b — расскажи, как вы к этому пришли? Кто из группы больше всего топил за смену звучания? Или это произошло органично? Пришлось ли вам как-то прокачивать музыкальные скиллы, чтобы осуществить эту перестановку?

Все чуваки, кроме меня, — с музыкальным образованием, они легко играют с нот и переиграли вообще все — от Ленинграда до классики. Они частенько участвуют в казанских джазовых джемах, в этом смысле — HSV всегда были джазовым ансамблем на три четверти (смеется).

Поэтому переход к новому звуку произошел для нас безболезненно. Мы шутим, что наш бэнд — это сто групп в одной, можно прийти на наш концерт как на фестиваль — послушать и рок, и поп, и джаз, и, теперь вот даже рэп немного.

— Какой смысл вы вкладывали в слово «Перестановка» — вы перезагрузились только как группа или к у вас самих тоже что-то мощно поменялось в жизни?

Мы стали взрослее, за последние пару лет мы начали серьезнее относиться к группе, у нас появился менеджер. Ну и у парней многое поменялось — я уже рассказал, что кто-то женился, кто-то сменил или освоил новую профессию. В моей жизни произошло несколько личных потрясений, о которых я не хотел бы рассказывать. Потом наступили «известные события», с которыми нам всем предстоит жить еще долго и как-то осмыслять. «Перестановка» для нас — это вот сумма всех этих вещей, легких, сложных и даже трагичных. Ну и перестановка в звучании, конечно.

— Вы отошли от условного «гитарного» звука, почему он вам наскучил? Есть ли у тебя какое-то ощущение, что вы переходите к какому-то более взрослому этапу?

Не могу сказать, что мне наскучил рок, я рожден в роке! Ха-ха. Наверное, мы просто решили попробовать раскопать нашу другую сторону, которая при этом была всегда. Мы выросли в нулевые — когда R’n'B означало «рич энд бьютифул». Тогда мы, конечно, не любили эту музыку, наверное, даже презирали. Но сейчас, по прошествии времени, мы понимаем, что на подсознательном уровне очень хорошо ее впитали. И вот эти треки из «Фабрики звезд», хиты Akon и The Black Eyed Peas повлияли на нас не меньше, чем условные At The Drive In или Arcade Fire. Можно сказать, что на новом альбоме мы постарались сыграть эту музыку так, как мы ее понимаем — это, наверное, такое сломанное R’n'B, ритм-энд-блюз для бедных.

— Были ли какие-то ориентиры в плане звука? Некоторые песни мне слегка напомнили про «Tragic City» ЛСП (например, «Диляра») — что скажешь про такое сравнение?

Наверное, чаще всего за последний год я часто слушал дебютник британской исполнительницы Arlo Parks, из последних открытий — английская группа Sault, вдохновляет подход и звучание американского самородка Steve Lacy. Что касается ЛСП — я уважаю и ценю талант Олега, на мой взгляд, это один из самых ярких артистов нашей поп-сцены, со своим голосом, в котором по-прежнему слышно живого человека. То есть для меня это даже лестно.

— Расскажи, остался ли какой-то эффект после прошлогоднего AWAZ — в плане коллаборации, узнаваемости, привлекательности Казани как музыкальной точки — или это все же была быстрая, разовая история?

Я думаю, фестиваль, определенно, дал толчок местной сцене. Про наш движ начали говорить больше, появились новые группы, да и старички вроде нас как-то воспрянули. В последнее время все чаще стали проходить концерты локальных артистов, случаться больше коллабораций и в целом стало поживее.

— Расскажи, как казанцы переживают вылет «Рубина» в ФНЛ?

А «Рубин» вылетел, да?

Фотографии: Дилюса Гимадеева/Harajiev Smokes Virginia