Деконструкция русского и сгоревшая изба с березками: Кто придумал бар «Слезы березы»
Место на «Бауманской»
Текст: Катя Полонская
Фотографии: Ксения Колесникова
В феврале в Москве открылся бар «Слезы березы», воплотивший своим интерьером метафоры о русской тоске и горящей избе. Команда бара решила осмыслить образ исконно русского, и в этой трактовке много как метафизического — руинности, снов, — так и материального — элементов разных эпох вроде эмалированных ванн и венских стульев. В баре даже есть балкон типичной панельки — общий код для всех постсоветских территорий, наделенный сегодня новым грустным смыслом.
Само заведение расположено в пяти минутах от метро «Бауманская» — из окон видна старая колокольня старообрядческой церкви Святой Екатерины. Эта колокольня тоже перекликается с концепцией руинности «Слез березы» как часть истории — полузабытая и полуразрушенная.
«Слезы березы» днем и вечером сильно различаются. В дневном свете это необычное, но вполне московское место. Вечером здесь теряются все пространственные и временные ориентиры — мягко освещенный зал похож то ли на ожившую билибинскую иллюстрацию (Иван Билибин — русский художник, один из главных книжных иллюстраторов первой половины XX века, — Прим. ред.), то ли на кинодекорацию мистического фильма.
Мы поговорили с основателями этого пространства о том, как они придумали и воплотили проект с березовым сводом и баром-избой.
Попытка деконструировать русскость
Костя, сооснователь: У нас нестандартное устройство: от идеи до реализации — командный горизонтальный труд. Как обычно устроен ресторанный рынок — есть ресторатор, он собирает команду на проект: ищет шеф-повара, нанимает дизайнера и так далее. Если проводить аналогию с музыкальной сферой, обычно ресторатор как продюсер. А мы скорее рок-группа.
В костяке нашей команды пять человек: я, Саша, Ваня, Олег и Паша. Наше первое заведение «Птица-синица» — бар на чердаке для друзей, который мы открыли в 2017 году.
После был паб «Дом, в котором…» — оммаж известному произведению и первый проект с теперь уже нашим постоянным участником команды и художником Ваней. Мы не пытались воссоздать написанное в книге, но хотели передать то же настроение, наполнив его своими деталями. Потом мы сделали небольшой бар «Пестики-тычинки» — это не старый заброшенный кабинет, а восприятие школьником этого кабинета в процессе жесткого пубертата. Единый стиль наших заведений простыми словами — руинные бары.
«Слезы березы» мы задумали давным-давно, еще до пандемии. Концепцию этого проекта уже сложно описать одним предложением. Это самая масштабная наша идея — попытка деконструировать некую русскость в разные эпохи, передать взгляд человека, созерцающего изменения. Обычно мы сидим выпиваем и обсуждаем, что могли бы сделать, потом на каждый из этих смысловых блоков находим визуальный референс. Тарковский в «Сталкере» много рассуждал о японском слове «саби» («ржавчина»). Эти рассуждения о течении времени, об отпечатках, которые оставляют подлинную красоту в процессе увядания. Нам близко такое восприятие.
Ваня, художник: Идее уже года два, а то и больше. Я хотел, чтобы пространство с первого взгляда атаковало зрителя. Березы, зажатые временем, растут и гнутся, образуя архитектурные своды, наблюдают за вещами, которые важны сейчас или были важны когда-то. «Слезы березы» — это все, что сделано из самой березы: изба, мебель, книги. Хотелось использовать не стереотипные образы, а заявить давно знакомое в новом свете, фрагментами из черных обугленных конструкций изобразить рисунок березовой коры, будто само пространство и есть береза, черное и белое.
Кто украл балкон и сжег избу?
Ваня: До нас здесь была голая бетонная коробка, все создавалось с нуля. Никакие балконы никто не вырывал из панелек, конечно. И избы чужие мы не сжигали. Работала большая команда — человек 20, бутафоры, реставраторы, ребята, которых я давно знаю и очень ценю. Моя жена тоже художник по образованию — она скульптор, решение по своду и ее помощь здесь неоценимы. Мы каждый раз стоим и думаем, насколько это похоже на реальное старое здание? Кажется, похоже.
Хотелось внутри единого пространства отрефлексировать эпохи такими, какими запомнил их человек как будто сквозь сон. В начале мы думали о последовательном хронологическом интерьере — круговое зонирование вокруг колонны. Но от этой идеи отказались — слишком прямолинейно. Я вообще не понимаю, есть ли в этом проекте какие-то смысловые доминанты — кажется, что все элементы равноценны. Здесь все очень фантазийно, я никак себя не сдерживал в этот раз. Например, колонны с резьбой, которые я делал для бара, имитируют слезы — это как дождь, падающий на выжженную землю, они скомпилированы из десятка образов.
Конечный эскиз тоже состоит из десятка референсов и фантазий. С воплощением все иначе, эскиз эскизом, но по нему не всегда удобно работать, когда дело доходит до частных вещей. Когда работали над фактурой стен, ребятам нужно было объяснить, какой именно эффект нам нужен, тогда я показывал вполне конкретные референсы.
Костя: Мы год искали это место, да и с каждым баром была такая же история — год непрерывных поездок и осмотров. Другие наши заведения внутри Садового, а здесь был большой вопрос, захотят ли люди поехать на «Бауманскую».
С первого дня открытия в медиа писали что-то такое: «Команда киношников работала над этим проектом год». Но все же не год — полгода. У нас правда целая команда, в том числе Олег, муж бренд-шефа Саши. Он занимается всеми техническими вопросами. Строительство бара даже без всей этой красоты — большой инженерный проект. Нет такого, что мы придумали идею, а потом вынуждены искать каких-то подрядчиков — внутри коллектива есть люди, которые могут это решить.
Уже есть легенды про наш бар, и это здорово. Вся барная стойка, которую называют сгоревшей избой, действительно сгоревшая. Сначала огромную конструкцию построили здесь, потом ее разобрали, погрузили в несколько машин и увезли в Подмосковье. Ваня и Олег несколько дней жгли ее — такой вот досуг. И никто не знал, что получится. Возводить — долго и сложно, а опыта сжигания деревянных построек ни у кого не было, естественно. Построили и случайно сожгли — было бы нелепо, но все получилось.
Когда мы забираем вещи на «Авито», обычно задают вопрос: «А куда вы этот хлам везете? Я выкидывать собирался!» Один мужчина, узнав о баре, заинтересовался, просил присылать фотографии, где теперь стоит его старенький сервант. Что-то мы покупали на блошином рынке «Левша», что-то из регионов завозили и долго ждали. Уже ничего бюджетного не существует. Четыре года назад, когда мы только начинали, все вещи находили просто. Приезжаешь к продавцу на «Авито» или на блошку — уезжаешь с набитой машиной. За эти годы интерес к винтажу сильно вырос вместе с ценами.
Не навязывать, а предлагать смыслы
Костя: Мы стараемся сделать пространство, наполненное внутренней свободой, чтобы человек не был привязан к какой-то одной зоне. Поэтому используем такую сервисную модель: у нас нет официантов, гость сам подходит к бару и делает заказ. Мы в первую очередь позиционируем себя как бар, а для нас бар — место отдыха в любой день. Мы в своей работе пытаемся свободно себя ощущать, хочется это настроение подарить людям. Не навязать правила игры, но предложить условия, поэтому официант или бармен, вероятно, перейдет на ты. Такой подход нравится не всем, это нормально. Ну, разумеется, к человеку сильно старше бармен вряд ли будет обращаться на «ты».
Когда «Слезы березы» открылись, первые недели были очень насыщенными, нам много звонили: «Здравствуйте, это ресторан „Слезы березы“?» Люди привыкли думать, что только в ресторане такой подход к визуальному возможен, а в баре — нет. Нас начинают сравнивать с большими ресторанами, это приятно, но мы задумываемся: а вдруг что-то сделали неправильно и стоит ввести официантов, вообще поменять подход к работе? Сошлись на том, что важнее наша изначальная идея.
Наш замысел довольно амбициозен — создать такое художественное высказывание про Россию, чтобы, например, иностранец, посетивший нас, мог получить цельный образ. И наших коллег в регионах тоже хочется вдохновить — может быть, они увидят бар и придумают что-то классное у себя. Вообще, мы хотели выдержать русскость в хорошем понимании слова как в визуале, так и в кухне и музыке. Музыка российская — музыка всех народов, она должна подходить эстетике заведения и формату бара. Поэтому мы всей командой слушаем музыку, пересылаем в рабочий чат, так и формируется плейлист.
Саша, бренд-шеф: Для меню мы брали довольно понятные блюда — котлеты по-киевски, макароны по-флотски, но с авторской подачей, играли с технологиями, с ингредиентами, чтобы само заведение и кухня были единым целым. Меню небольшое — мы этого придерживаемся во всех заведениях. Нам нравится, когда есть выбор, но не из пяти страниц.
