Текст: Костя Митрошенков
Многие издательства оказались в затруднительном положении после начала *пропущенное слово* — бумага подорожала, везти ее стало сложнее, да и в целом многие иностранные авторы отозвали лицензии на печать своих книг в России. По этим причинам перенесли, например, Non/fiction — пока что на декабрь (а там, как пойдет). Но книги продолжают выходить.
Специально для «Большого Города» Костя Митрошенков выбрал семь самых любопытных книг этой весны — от долгожданной «Степи» Оксаны Васякиной до злободневных эссе Оксаны Тимофеевой о ***** в Украине, написанных, правда, восемь лет назад.
«Степь»
Оксана Васякина, «Новое литературное обозрение»
В книге «Рана», получившей в прошлом году премию «НОС», Оксана Васякина рассказала историю своей матери и прощания с ней. В «Степи» речь идет об отце писательницы, который был дальнобойщиком и перевозил грузы через бескрайнюю степь.
Вспоминая об отце, Васякина словно собирает по частям расколотое прошлое — неслучайно, что в качестве одного из эпиграфов к книге она выбрала фрагмент из «Улицы с односторонним движением» Вальтера Беньямина, где тот сравнивает прожитое с прекрасной статуей, «которая потеряла при перевозке все члены и теперь представляет собой не более чем ценный блок, из которого ему надлежит высечь облик будущего».
КНИГИ
«Новые честные»: Что такое автофикшн И как книги без сюжета захватывают российскую литературу
ЧитатьВ этом прошлом — поездки в кабине отцовской фуры по имени «Братан», бандитские группировки, стыд, наркотики, СПИД и смерть отца: «Он был весь разрушен. Его тело жило своей медленной жизнью, и лицо как будто спало и проснулось в другом, невидимом нам мире. То лето было его не первым героиновым летом». Сказать, что «Степь» очень личная и честная книга — значит ничего не сказать.
«Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства, 1929–1939»
Флориан Иллиес, Ad Marginem
Иллиес использует свой излюбленный прием — собирает мозаичное полотно из разрозненных человеческих судеб. Персонажи Иллиеса (среди которых Ханна Арендт, Генри Миллер, Иосиф Сталин, Ле Корбюзье, Марлен Дитрих, Зельда и Скотт Фицджеральд, Пабло Пикассо и многие другие) влюбляются, заключают браки, изменяют, расходятся и сходятся с партнерами и, кажется, совсем не замечают того, что над Европой снова сгущаются тучи. Но если в двухтомнике про 1913 год грядущий катаклизм остается за рамками повествования, то персонажам «Любви в эпоху ненависти» предстоит увидеть конец привычного мира.
Центральная часть книги Иллиеса посвящена 1933 году — тому самому году, когда нацисты захватили власть в Германии и начали подготовку к войне. В своей фирменной ироничной манере Иллиес демонстрирует, как катастрофические события вторгаются в жизнь людей — иногда медленно, но неумолимо меняя повседневность, а иногда одним ударом уничтожая то, что еще вчера казалось нерушимым. Но даже в таких обстоятельствах персонажи Иллиеса не забывают о любви. Вальтер Беньямин, бежавший от нацистов на Ибицу, предается воспоминаниям о прошлогоднем курортном романе, а Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар и вовсе проявляют удивительное легкомыслие — едут изучать ночную жизнь Берлина, не придавая особого значения свастикам на зданиях и марширующим по улицам нацистам.
Иллиес не проповедует романтический эскапизм перед лицом исторических потрясений, но напоминает, что даже в эпоху ненависти есть место для любви и — шире — человечности.
«Женщина»
Анни Эрно, No Kidding Press
В прошлом году издательство No Kidding Press опубликовало книгу Анни Эрно «Событие» о нелегальном аборте во Франции 1960-х годов. В этом году в том же издательстве выходит еще одна книга писательницы — «Женщина». Эрно рассказывает историю своей матери, родившейся еще до Первой мировой войны в бедной семье в маленьком нормандском городке.
Эрно начинает писать о матери сразу после ее кончины, чтобы справиться с болью. Но ее книга — это не столько воспоминания о матери, сколько попытка реконструировать ее жизнь, начиная с детства и заканчивая последними годами: «Самое достоверное, что я хочу описать, находится, вероятно, на стыке семьи и общества, мифа и истории. Мой замысел носит литературный характер, поскольку его цель — выяснить правду о моей матери, а добраться до нее можно только через слова».
В результате получается текст, в котором воспоминания и переживания писательницы переплетаются с анализом французского общества XX века, а индивидуальная история оказывается неразрывно связана с «большой историей», но не подчинена ей.
«Штора нянюшки Лагтон»
Вирджиния Вулф, «Подписные издания»
В свободное от написания великих модернистских романов время Вирджиния Вулф любила поразвлечься и придумывала сказки для своих маленьких племянников. Обычно эти истории так и оставались достоянием семьи, но «Штору нянюшки Лагтон» ждала иная судьба — лист, на котором была записана сказка, обнаружили в рукописи романа «Миссис Дэллоуэй» в архиве Британского музея. В 1965 году сказку опубликовали в еженедельнике Times Literary Supplement, а теперь, 60 лет спустя, она наконец добралась и до российских читателей.
Нянюшка Лагтон засыпает в кресле, устав вязать штору, и в этот момент пробуждается волшебный мир. Звери спешат на водопой, прохожие угощают их бананами и золотистыми рогаликами с айвой, а «вельможи великие» спешат «по делу в город — прекрасный город Мельонтополь». Впрочем, бессмысленно пересказывать «Штору нянюшки Лагтон» — ее нужно читать, попутно разглядывая замечательные иллюстрации Ивана Сергеева.
«Инфернальный феминизм»
Пер Факснельд,«Новое литературное обозрение»
Представление о том, что женщины имеют особую связь с Люцифером, было распространено еще с раннехристианских времен. Но в XIX веке роль дьявола получила новое осмысление: «он сделался феминистским освободителем всего женского рода» и стал изображаться как союзник «женщин в борьбе против патриархального уклада, опирающегося на Бога-Отца и его священников-мужчин».
Историк религии Пер Факснельд изучает, как произошла эта трансформация, привлекая художественную литературу, эзотерические сочинения и политические трактаты конца XVIII — начала XX веков. При этом он замечает, что феномен «инфернального феминизма» не стоит путать с его «женоненавистническим „двойником“» — «демонизированным феминизмом», к которому прибегают антифеминисты, представляющие борьбу женщин за равноправие как происки злых сил.
Авторы и авторки, к чьим текстам обращается Факснельд, перетолковывали ключевые для христианства сюжеты (например, сговор Евы со змеем в Эдемском саду), выявляя в них эмансипаторный потенциал. Как пишет автор, «фигура дьявола традиционно служила орудием охраны общественных границ, поскольку он олицетворял похоть, гедонизм, гордыню и тому подобное. Людей свободомыслящих — будь то вольнодумцы или писатели-романтики и декаденты, — естественно, влекло к некоторым из этих „пороков“».
«Это не то»
Оксана Тимофеева, «Издательство Ивана Лимбаха»
«О том, что между Россией и Украиной идет война, я узнала на небольшой автозаправке, где познакомилась с украинками, тоже путешествовавшими на машине. <…> В рассказы взволнованных женщин о бесчинствах „русских оккупантов“ было трудно поверить», — так начинается сборник эссе, заметок и дневниковых записей философа Оксаны Тимофеевой. Нет, это написано не по следам недавних событий, а восемь лет назад, во время первой фазы боевых действий на востоке Украины. Тимофеева словно передает нам привет из прошлого и напоминает, что все это — *****, которую нельзя называть *****, слухи об использовании передвижных крематориев, спасающиеся от боевых действий беженцы — началось далеко не вчера.
Помимо трех злободневных эссе о *****, в сборник вошли тексты о сексуальности, депрессии, жизни на карантине и топоте котов, с которым безуспешно пытались бороться петербургские законодатели. Совмещая философские рассуждения и экскурсы в работы Гегеля, Батая, Платонова, Агамбена и Жижека с зарисовками из собственной жизни, Тимофеева прослеживает неочевидные связи между далекими, казалось бы, явлениями и событиями, из которых складывалась повседневность России 2010-х годов: «Вы спросите, как связаны Гегель, революция, просвещение, вульва, иностранные агенты и офицеры полиции? Очень просто».
«Все страньше и страньше. Как теория относительности, рок-н-ролл и научная фантастика определили XX век»
Джон Хиггс, Individuum Books
Историк и журналист Джон Хиггс предлагает взглянуть на XX век через призму основных идей и явлений этого столетия: от психоанализа и тоталитарных политических режимов до дадаизма и научной фантастики.
Можно сказать, что Хиггс пересобирает историю XX века: обращаясь к хорошо известным сюжетам, он выявляет неочевидные на первый взгляд связи между ними. Например, в одной из глав автор демонстрирует, как развитие военных технологий в первой половине XX века привело к падению европейских монархий и демократизации политической жизни: «В мире, где война ведется промышленными методами, нельзя доверять власть абсолютным монархам. Демократическое многообразие точек зрения надежнее, чем единственное господствующее видение. С падением императоров политическую власть раздали в руки отдельных индивидов».