В 2019 году Алина Крюкова открыла галерею a-s-t-r-a. За четыре года работы проект из онлайн-платформы по продаже современного искусства стал одним из самых ярких пространств в ЦСИ «Винзавод». А совсем недавно в галерее открылась выставка «Тихий ход. (Не)очевидная арт-сцена Петербурга» — первая часть большого проекта, посвященного художественной среде за пределами столицы. «Большой Город» поговорил с Алиной об истории создания a-s-t-r-a, устройстве российского арт-рынка и кризисе современного искусства.

редактор: Иван Бочаров

АВТОР: Екатерина Собранцева

— В этом году галерее a-s-t-r-a исполняется пять лет. В 2018 году вы запускались как онлайн-площадка для начинающих коллекционеров, где можно было приобрести недорогие произведения современного искусства. Но вскоре открыли собственное пространство — сначала в Cube.Moscow, а в прошлом году — в ЦСИ «Винзавод». Почему вы решили выйти за пределы онлайна?

— a-s-t-r-a существовала как онлайн-площадка в чистом виде всего лишь год. Изначальный замысел этого проекта был в том, чтобы продавать недорогое искусство, доступное широкому кругу людей. В процессе развития появлялись новые стратегии, которые было интересно попробовать. Одна из них — присутствие на международной сцене, участие в ярмарках, что предполагало в том числе полный пересмотр состава участников проекта и открытие офлайн-площадки. Мы стали резидентами в Cube.Moscow, которое достаточно активно помогло развитию жизни галереи, в том числе через систему грантовой поддержки. Благодаря этой системе, например, галерея приняла участие в ярмарках в Нью-Йорке и Копенгагене.

Затем, в мае 2022 года, открыли постоянную площадку в ЦСИ «Винзавод». Это было сложное в сложившейся ситуации, но обдуманное решение. После начала СВО у всех остро встал вопрос: «Что будет с искусством, будет ли оно кому-нибудь нужно, и имеет ли все это смысл?» В течение двух месяцев я анализировала все возможные стратегии и поняла, что единственным правильным вариантом для проекта в данной ситуации будет открытие постоянно действующей площадки, как места для поиска и реализации возможностей. Для того чтобы художники и коллекционеры были уверены, что мы не сдаемся, продолжаем что-то открывать, показывать и инициировать.

— Какие задачи ставит себе a-s-t-r-a на сегодняшний день и ближайшее будущее?

— Одна из задач — активно поработать в рамках АГА (Ассоциация галерей. — Прим. ред.), в которую входит a-s-t-r-a с момента ее основания. У АГА большие планы по консолидации сообщества, по привлечению на арт-рынок новых коллекционеров, предпринимателей и людей, которые интересуются искусством, по разработке мер по повышению прозрачности рынка и его механизмов.

Если говорить про саму галерею, то в этом году мы нацелены на то, чтобы собрать вокруг себя кураторов и художников в рамках новых задач, которые для себя поставили. Любая галерея — это портфолио художников, с которыми она работает. У нас есть три основных направления, три кита. Первое — молодые авторы, которых мы открываем. Мы ищем их через просмотры выпускных показов, кураторские выставки, постоянно действующий опен-колл на нашем сайте, куда за четыре года работы галереи пришло более 3,5 тысячи заявок. Два раза в год — в январе и августе — по результатам этого опен-колла мы реализуем групповые выставки a-s-t-r-a open и отдаем пространство галереи под институциональный дебют художников. Через такую систему отбора и выставок мы открыли за это время как минимум пять ярких имен для себя и наших коллекционеров. Некоторых художников мы уже довели до выставок в ММОМА, некоторых — до музейных и частных коллекций.

Среди них — Jolie Alien, с кем мы работаем с момента основания галереи и чья персональная выставка «Сухая крапива», которую поддерживала галерея, в прошлом сентябре состоялась в ММОМА и была номинирована на Первую премию Московского художественного театра в этом году. Или Катя Зорькая. По образованию она архитектор, но реактуализировала свою карьеру и переориентировалась на искусство. Получив ее резюме, я буквально через три дня была у нее в мастерской, а уже через две недели мы открыли ее персональную выставку. Это простое стечение обстоятельств. Но, как показывает практика, когда все складывается быстро и легко, оно всегда приводит к плодотворному и успешному сотрудничеству. Или Кирилл Доешвили, которого мы тоже открыли в рамках опен-колла, но уже в феврале показывали одну из самых успешных (с точки зрения количества посетителей и продаж) персональную выставку, посвященную его вымышленному миру и героям, которые там живут.

Второе направление — работа с резидентами. Чаще всего это художники, они уже имеют за спиной большую карьерную и выставочную историю. Мы помогаем им, поддерживаем реализацию их проектов в институциях. Павел Бушуев — яркий пример того, как за три года работы с галереей художник активно проявился для арт-сцены и попал во многие знаковые коллекции современного искусства, включая собрание Breus Foundation, Музея Фаберже и личную коллекцию господина Герлена. И третье направление, которое мы запустили в мае этого года, — работа с художниками 55+. Мы стремимся переоткрыть для современного арт-рынка имена, которые были незаслуженно забыты в 1990–2000-х годах и вытеснены условно другой повесткой.

В рамках этой программы в прошлом году мы провели две большие выставки — Игоря Литвинова и Кати-Анны Тагути. В начале марта была открыта выставка Ирины Дубровской — художницы, которая 20 лет провела в Германии и полностью интегрировалась в европейский арт-рынок. 18 апреля открываем с уже легендарным куратором из Петербурга Иваном Дмитриевичем Чечетовым выставку Сергея Сонина и Елены Самородовой. Их имена громко звучали в 1990–2000-х. Мы попробуем сделать то же самое в 2020-х.

— Галерея много занимается продвижением художников и созданием выставок. Что еще входит в ее задачи? И в чем принципиальное отличие галереи от музея современного искусства?

— Представьте, что у вас в руке есть камень, вы его бросаете в воду, и от него начинают идти круги. Центр кругов — это художник и его произведение искусства, которое с неизбежностью является основанием арт-рынка и всей его системы. Так как художник чаще всего не описывает и не объясняет себя сам, появляются кураторы, искусствоведы, теоретики искусства, философы, которые раскрывают глубину, смыслы и концепты, заложенные в работу. Тем самым они проявляют их для других участников арт-рынка, делают их видимыми.

После этого в игру включаются разные институции, например музейные, которые не ставят перед собой коммерческих задач. Их цель — выявление знания и его распространение, а также сохранение для будущего тех произведений и имен, которые они открыли и которые соответствуют системе заявленных ими ценностей. Музеи не продают работы, а показывают, рассказывают и сохраняют их.

Задача галереи в другом — помочь художнику построить карьеру и состояться в арт-мире. Галереи занимаются тем, что находят художника, помогают ему с продюсированием карьеры и доводят до собрания музеев. Их основная задача — менеджмент карьеры художника, организация выставок, представление художника на ярмарках и продажа работ.

— Какие механизмы есть у галереи для продвижения художника?

— Во-первых, это собственная площадка для показа проектов, куда можно приглашать критиков, коллекционеров, музейных кураторов и журналистов, а также пиар-поддержка.

Второй инструмент — более трудозатратный — участие в ярмарках, где галерея показывает художника для всего арт-рынка. Если до выставок на собственной площадке доходит Х процентов, то на ярмарку приезжает Х, умноженный на тысячу. Однако, чтобы туда попасть, галерея должна репутационно состояться.

Каждый раз, подавая заявку на ярмарку, галерея анализирует шансы на успех. Также она анализирует кураторский запрос со стороны ярмарки и соответствие требованиям ярмарки того или иного художника. Если у художника недостаточно выставочной истории или проектов для участия в ярмарке, то галерея выстраивает стратегию, чтобы через год, например, или два уже иметь возможность показать того или иного автора. Каждый год мы демонстрируем разный пул художников, на ярмарках обычно стоит ограничение на показ в рамках одного стенда до трех авторов. И мы не можем каждый год показывать одного и того же автора, потому что в пуле галереи большое количество художников и мы должны учитывать интересы каждого из них.

Третье — инициирование и поддержка проектов на музейных площадках. Как художник попадает в музей? Он становится настолько подсвечен на арт-рынке, что кураторы приглашают его к участию в групповых или персональных проектах. Здесь задача галереи — помочь дополнительным пиаром. Как это происходит? Галерея, зная, что у художника есть хорошее сольное высказывание, предлагает музейной площадке провести выставку, а со своей стороны закрывает, например, расходы на монтаж или иные позиции, которых нет в бюджете музея. Однако это возможно, только если автор концептуально созвучен музею, замысел проекта проходит отбор кураторами музея и сам проект может быть интегрирован в выставочный план. Иногда художники ждут годами своей музейной выставки.

Четвертое — помощь художнику в поисках грантов, резиденций, в подаче заявок на премии. Не везде можно художнику податься самостоятельно, где-то присутствие галереи необходимо.

— Как выстраивается внутренний бизнес-процесс в галерее?

— Любая галерея похожа на венчурный фонд. У вас должны быть «голубые фишки» — состоявшиеся художники А-листа, которых вы каким-то образом заманиваете в свои сети разными преференциями: большими сольными выставками, музейными проектами, состоявшейся репутацией и так далее. Вся работа галереи направлена на то, чтобы такие художники пришли к вам, потому что вслед за ними идут и институции, и коллекционеры.

Поэтому художники А-листа необходимы. В нашем случае это Алексей Морозов, с которым у нас эксклюзив на Россию. Художник живет в Италии, но имеет большие связи с российским арт-рынком и обширную выставочную историю, связанную с нашей страной, но при этом уже интегрировал свои карьеры в западный арт-рынок. Готовим большой выставочный проект с Гошей Острецовым и ведем переговоры еще с несколькими большими мастерами.


Из резидентов это Виталий Барабанов, Jolie Alien, Маша Агуреева, Юра Самойлов, Дишон Юлдаш. С командой кураторов ISMAAG, которой руководила Дишон, мы начали работать, когда a-s-t-r-a меняла свой статус с онлайна на офлайн в 2019 году. Мы пригласили ребят для трансформации подхода, списка художников и кураторского апгрейда проекта. Спустя два года мы начали работать с Дишон как галерея с художником.

Из копилки молодых и открытых нами в резиденты галереи в этом году перешел Илья Кутобой. Он ярко выступил на blazar и сейчас выпустил коллабы с несколькими брендами. Художник, на мой взгляд, очень интересный, но трудно адаптируемый к нашему отсутствию солнца. Отдельно надо сказать про резидента Артура Кривошеина с его потрясающими абстрактными композициями радости, на чьи работы у нас образовался waiting list.

— В России любят мрачное искусство?

— Сложно сказать, кто что любит, но есть общее настроение и есть исторический момент. Прошлой весной мы участвовали в двух ярмарках, и там не было никого, кто мог бы что-то купить — никто не пришел, у всех был шок и коллапс. У людей не было запроса, потому что искусство обычно покупают, когда все хорошо. Я не говорю про глубоко разбирающихся в рынке профессионалов, которые в такие критические моменты могут покупать шедевры. Я говорю про людей, которые покупают, создают и напитывают деньгами рынок. Когда ситуация нестабильна, они не тратят деньги на искусство.

Но наступил сентябрь, и я не устану повторять, что Cosmoscow и последние три года blazar — реперные точки для рынка, которые ему помогают выжить. За десять лет работы, репутации и качества контента, который они показывают, они стали опорой и для галеристов, и для коллекционеров. И на Cosmoscow у большинства галерей купили всё. Из наших художников как раз купили самые яркие работы, был запрос на радость. Как будто люди подумали: «Ах, была не была, гуляем последний раз, пусть будет все жизнерадостно».

— А как дела с арт-рынком после 21 сентября?

— Рынок в замороженном состоянии. Очень сильно обновился список коллекционеров. Многие основные игроки улетели и перестали покупать, но появилось огромное количество новых людей, которые только в начале пути, и для рынка это очень перспективно.

— Арт-рынок вообще довольно чутко реагирует на политическую обстановку. Например, в 2014 году была пресс-конференция, на которой несколько главных на тот момент игроков арт-рынка заявили о прекращении работы в статусе коммерческой галереи. Сегодня говорят об обратном, что по разным, но схожим причинам современное искусство уходит из музеев в галереи. Что вы думаете об этом?

— Сейчас активно развивается частное музейное движение. Мы знаем про появление ЦСИ «Сияние» благодаря Андрею Малахову, его инициативе и коллекции. Недавно громко открылся центр «МИРА» в Суздале. В Норильске скоро появится музей современного искусства, и уже запустилась программа резиденций. В Калининграде и Воронеже готовятся к открытию свои музеи современного искусства. Говорить о том, что есть кризис и галереи принимают эстафету, не могу. Галерея не получает ни от кого денег, это коммерческое предприятие, нацеленное на извлечение прибыли. Сравнивать бюджеты галереи с бюджетами музеев невозможно. У галерей нет такого ресурса.

Это год пертурбаций. После пробуксовки, после сбоя всей системы будут искаться варианты нового нормального функционирования. Я уверена, что уже к осени мы увидим новые программы, которые заявят музеи. Для любого человека, работающего со смыслами, сейчас время вызова. И либо он справится с ним, либо нет. Нужно бережно отнестись к тому, что есть, и, не разрушая, наблюдать за процессами. А если мы включены в эту работу, то максимально способствовать ее активизации всеми силами, которые у нас есть, каждый на своем месте. Мы все наблюдаем, мы все в состоянии сосредоточенного внимания.

— Как вы взаимодействуете с коллекционерами?

— Изначально у a-s-t-r-a была очень понятная задача.

Пять лет назад вход на рынок был достаточно узким. Он не был комфортным и открытым. Тогда не было списков и рейтингов художников. Галереи не публиковали стоимость работ — сложно было ориентироваться на рынке, не понимая, кого покупать, что сколько стоит, кто игрок, а кто нет. У меня была крайне простая задача в проекте: предложить своим друзьям, людям, похожим на меня, комфортную точку входа для коллекционирования, для знакомства со своим вкусом в искусстве.

Моя галерея не могла предложить весь вариатив, всю палитру имен, которые были на рынке, и не ставила такой цели. Задача была сказать: «Привет, друг, я начала, я разобралась, давай покажу, насколько это не сложно и не страшно». И дальше показать, куда можно пойти, где можно расширить и развить свой вкус, включая походы по галереям, музейным пространствам и ярмаркам.

За четыре года несколько ребят, которые начинали с покупки недорогих подарков в рамках 20–50 тысяч рублей, сейчас выбирают работы за 15–20 тысяч евро и как минимум до 24 февраля задумывались о формировании коллекции с обсуждением годового бюджета на закупку, формированием списка круга художников и кураторов.

— Кто сегодня ваш коллекционер?

— Я делю их на три категории. Первая — «Алиса». Я называю этот кейс по имени девочки, которая работала у нас волонтером на ярмарке. Ей было 20 лет, она была студенткой. Проработав с нами на ярмарке, в последний день она пришла со своей мамой и купила себе в подарок на день рождения работу вместо новой сумки. То, что студенты, молодые ребята, вовлечены в арт-рынок, невероятно радует. Это заслуга и образовательных программ, и галерей, и музеев, и ярмарок. Они уже проделали и делают большую работу.

Вторая категория — мои ровесники, люди 35–45 лет, которые сами зарабатывают, сами тратят — и тратят давно. Они целенаправленно два-три раза в год покупают, формируют на это бюджет, часто обращаются за подарками, потому что начинают дарить искусство.

Третий — профессиональные коллекционеры. С ними сложнее всего, они самые въедливые. Это люди, у которых уже всё есть. Но для галереи — это честь продать такому коллекционеру и открыть для художника возможность попасть в подобное собрание.

— Есть мнение, что существует искусство, которое создают «для продажи» и отдельно (от тех же художников) для музеев, которое показывают на выставках. Существует ли такое разделение на самом деле?

— Всё просто. Когда художник делает проект, он не ограничен рамками целесообразности. Искусство не может быть целесообразным, полезным, оно не призвано заниматься украшательством.

При этом есть разные проекты. Недавно я модерировала дискуссию, где участвовал художник Дмитрий Гутов, и он сказал, что большинство масштабных инсталляций, которые были созданы им для Венецианской биеннале, Documenta или «Манифесты-10», чаще всего просто разбираются — они непродаваемые. И они делаются для того, чтобы показать безграничность возможностей таланта художника в претворении своих идей. Здесь целей продать нет.

Другое дело, когда художник создает проект, который потенциально можно продать. Многие работы, которые показывают в музеях, в дальнейшем продаются галеристом или художником. И, наоборот, есть проекты, которые показывают у себя галереи, которые максимально близки к музейным. Здесь все зависит от того, с чем работает художник.

Искусство и объекты искусства включают в себя, помимо ремесла, качественного материала и времени, которое художник потратил на создание работы, значительно большее количество компонентов. И эту разницу я бы проводила очень жестко.

Здесь скорее более актуально стоит вопрос: что сегодня называется искусством, которое заслуживает того, чтобы быть показанным в музеях и быть приобретенным в коллекцию? И еще большой вопрос: что такое галерея современного искусства? Какие критерии качества предъявляются ей? И каким образом я могу быть уверен, что, приходя в галерею, я получаю реальное современное искусство?

— А как сама a-s-t-r-a отвечает для себя на эти вопросы?

— Мы не идем в исследования практик современного искусства и не ориентируемся исключительно на поддержку художников, которые разрабатывают тот или иной конкретный дискурс, как некоторые галереи, которые концентрируют фокус внимания на феминистской повестке или гендерных практиках, или иных актуальных вопросах.

На данном этапе мы находимся в диалоге с собой, в диалоге с теми художниками, которые у нас есть, которые к нам приходят и которых мы видим. Это диалог с той современностью, которая сейчас только начала формироваться. После 24 февраля вопрос о том, что сегодня является современным искусством в России, подвешен. Поэтому на ближайший год-два наша основная задача — попробовать ответить себе на этот вопрос: что есть современное искусство в России сегодня, какие практики в нем есть, какие имена в нем подсвечиваются и проявляются?

Современным искусством занимаются не только молодые ребята, не нужно ограничиваться возрастом. Основная наша задача — поиск. Для этого мы запустили проект «Statement. Археология современности». Это две отдельные витрины в галерее. В первой мы показываем одну работу художника без ограничения по форме, медиа, дате создания и так далее. Во второй витрине (и это обязательное условие участия) мы демонстрируем текст — манифест художника. Основная задача проекта Statement — архивация современности. В конце каждого года мы будем выпускать издание с работами-манифестами, а также приглашать философов и теоретиков искусства, которые будут готовить статьи, анализирующие то, что происходит, чтобы зафиксировать те интеллектуальные и художественные процессы, которые начались в стране после 24 февраля. Что из этого выйдет? Большой вопрос.

— В чем главная задача a-s-t-r-a как участника российской арт-системы?

— a-s-t-r-a для меня — это не только галерея, это проект, в рамках которого моя основная цель — проверка гипотез. Моя задача — не продать как можно больше работ, а попробовать разные стратегии и посмотреть, что работает, а что нет. И я думаю, что Statement — одна из проверок гипотез: можем ли мы ухватить за хвост начало чего-то уникального и нового в российском искусстве.

— И последние два вопроса. Первый: Зачем людям смотреть на современное искусство?

— Чтобы не попасться на удочку привычки. Чаще всего люди живут по привычке и в определенный момент воспроизводят одну и ту же программу, становясь заложниками одной социальной модели, одной роли, одного представления о мире. Искусство и философия дают возможность увидеть, как по-разному можно прожить эту жизнь, благодаря разной оптике художников и разным представлениям философов. Вообще, современное искусство — это игра на усложнение самого себя. Кажется только, что там нечего исследовать, но нет. За этим тянутся огромные пласты знания, которые можно вскрывать, каждый раз себя обогащая и обновляя.

— И второй: зачем покупать современное искусство?

— Это разговор с самим собой. Постоянная проверка себя на изменения и сонастройка с желаемым образом. Покупать надо исключительно по велению сердца. Коллекционирование — это, конечно, про качество и круг общения и то сообщество, в которые ты интегрируешься благодаря искусству. И про наследие, которые будет после тебя жить, что мы можем видеть на примерах Морозова, Щукина и многих-многих других людей, которые с помощью искусства и культуры в целом победили время.

Фотографии: a-s-t-r-a