Почему не работать — это естественная потребность человека
И как она сочетается со стремлением стать богатым и успешным
В издательстве Ad Marginem вышла книга «Неработа. Почему мы говорим „стоп“» психоаналитика Джоша Коэна. Автор рассказывает о двух желаниях, заложенных в каждом из нас: с одной стороны — трудиться, самореализовываться, добиваться успеха, а с другой — не работать и ощущать практически детскую беззаботность. Коэн рассказывает, как с этим противоречием справлялись его клиенты, обратившиеся за психологической помощью, и известные люди — художник Энди Уорхол, поэтесса Эмили Дикинсон, писатель Дэвид Фостер Уоллес. «Большой Город» публикует отрывок из «Неработы».
Жаловаться на свою занятость и усталость — обычное дело: тем самым мы будто заверяем мир, что полностью осознаем свои социальные обязательства и нравственный долг вносить трудовую лепту. Куда сложнее принять необходимость остановки — ведь она предполагает постыдное признание слабоволия, ничтожности и неспособности справиться с делами.
Когда я в дружеских разговорах поднимаю тему тайного желания ничего не делать, на меня обрушивается целый шквал признаний в постыдных грехах: прокрастинации, лени, чревоугодия, распущенности. Как будто люди, услышав, что подобные слабости можно принимать в расчет, открывают в них такие смыслы, о которых сами прежде не догадывались. Позволение думать о лени как об универсальной, объединяющей все человечество склонности, а не как о постыдном изъяне, свойственном тебе одному, дарит чувство радостного освобождения. Моим собеседникам требовалось совсем немного, чтобы начать делиться своим богатым опытом ничегонеделания.
Мы привыкли считать, что клинический психоанализ стоит на стороне активности и целеустремленности. Действительно, он нацелен на восстановление ощущения полноты жизни и на высвобождение потоков бессознательного, питающих творчество и желание. Но в этой книге я покажу, что этих целей он достигает, внушая пациентам вовсе не чувство панической безотлагательности, а, наоборот, идею замедлить шаг — не приноравливаться к чужим представлениям о правильной жизни, а самим выбрать индивидуальный темп мысли и речи, свойственный каждому из них в отдельности.
Одно из самых важных, но и самых парадоксальных открытий Фрейда заключается в том, что бесцельное отклонение от торного пути является зачастую самым верным путем к обретению истины. Здесь оказывается кстати «сопротивление», одно из ходовых, но чаще всего неверно трактуемых понятий в клиническом психоанализе. В карикатурной версии психоаналитического лечения (нередко воспроизводимой самими психоаналитиками) сопротивление — это главным образом неподатливость пациента по отношению к своим бессознательным желаниям (сексу, зависти, агрессии), которую психоаналитик должен решительно преодолеть.
Возможно, этот термин будет легче понять через аналогию с физикой электричества. В ней сопротивление — это то, что препятствует потоку электрического заряда. Электроны, текущие к своей точке назначения, постоянно налетают на неподвижные атомы в проводящем материале и сбиваются со своей траектории. Подобные препятствия мешают и нам, когда мы пытаемся разобраться в потоке собственных мыслей и чувств и артикулировать его. Психоанализ возник, когда Фрейд признал, что ни он сам, ни его пациенты не могут просто взять и преодолеть это сопротивление. Подобно электронам, то, что находится в нашей психике, не может достичь точки назначения, избежав столкновения с сопротивляющимся материалом.
Задача краткосрочной когнитивной психотерапии состоит в том, чтобы показать пациенту, что такую неподатливость можно преодолеть посредством более позитивного мышления. Силы инерции, мешающие жизненному развитию, — отчаяние, чувство несостоятельности, вялость, апатию — они трактуют как искажения, подлежащие исправлению либо устранению. В контексте психоанализа, где путь к цели долог и извилист, а результат нельзя гарантировать, те же самые феномены рассматриваются как силы, основополагающие для нашей природы, как неизменные атомы в структуре Я.
Эти неизменные атомы — предмет моей книги. Последовательность ее глав определена типологией четырех инертных характеров: выгоревшего, лентяя, мечтателя и пофигиста. Каждый из этих типов, по своей ли воле или в силу независимых причин, перестал работать или, в лучшем случае, работает, слепо следуя предписаниям. У них так или иначе пропал интерес к внешнему миру, они слоняются без дела, уходят в себя, отказываются от амбиций и не подстраиваются ни под чей распорядок, кроме собственного. Они олицетворяют иные модели существования и сопротивления современной болезни изнурительной гиперактивности и вырабатывают различные способы жить иначе. Под «моделью» я подразумеваю скорее вариант, нежели идеал жизни. Как мы увидим ниже, каждый из этих типов, сопротивляющихся императиву работы, может столкнуться с одним или несколькими тупиками, такими как депрессивное истощение, равнодушие, одиночество, маргинализация.
Иными словами, эта психологическая категоризация не столько служит руководством в том, как надо жить, сколько ставит провокационные, продуктивные вопросы о том, как мы уже живем.
Описанные ниже типы характеров ни в коей мере не исчерпывают весь горизонт возможностей неработы. К тому же между ними нет жесткого разграничения: напротив, они часто переплетаются, ведь я экстрагировал их из мешанины собственных воспоминаний и размышлений, а также из истории идей и мировой культуры — и, конечно, из своего опыта клинической практики.
Из четырех типов сложились две группы: Гравитация и Антигравитация. Идея такого разделения навеяна мифом об Икаре. Согласно этому мифу, искусный ремесленник Дедал, который помог врагу царя Миноса Тезею убить Минотавра и сбежать с Крита, оказывается в наказание за это заточен в лабиринте, который сам же и построил. Смастерил крылья из воска и перьев для себя и своего сына Икара, он советует Икару лететь между солнцем и морем. Однако Икар взмывает ввысь, воск в его крыльях тает под лучами солнца, и он падает в море.
Дедал изобрел способ вырваться из своего заточения, но успех его предприятия зависел от тонкого баланса между следованием закону гравитации и сопротивлением ему. Подчинись Икар этому закону или брось ему вызов — гравитация всё равно бы ему отомстила.
Первые два типа можно назвать «рабами гравитации»: масса тела и тяжесть эмоций заставляют их лететь чересчур низко и близко к морю. Наиболее пассивный из всех типов — выгоревший (burnout), герой первой главы. Будучи всю жизнь направляем слепым побуждением к действию и достижениям, он внезапно сталкивается с неодолимой потребностью в остановке, которой он вынужден подчиниться. Вторая глава посвящена лентяю (slob), добровольно принимающему ту же необходимость и избирающему жизнь в апатии, бездеятельности и чревоугодии.
Другая группа сталкивается с противоположным риском: ее представители стремятся ускользнуть от мировой гравитации и бросить ей вызов. Мечтатель (daydreamer) из третьей главы отторгает тяготы повседневной жизни, укрывшись в бесконечных просторах воображения. Пофигист (slacker), речь о котором идет в четвертой главе, находит способ преобразовать свое отвращение к реальному миру и его требованиям в твердый принцип и образ жизни.
Каждая глава снабжена небольшим примером из клинической практики, иллюстрирующим сходство между типом и конкретным лицом. Описание своей работы ставит психоаналитика перед принципиальным противоречием между правом пациента на конфиденциальность и ожиданиями читателя, желающего знать чистую правду. Я сторонник конфиденциальности; каждый представленный мною случай составлен из нескольких историй разных пациентов, что является гарантией сохранения их анонимности. Мой выбор оправдан тем, что я пишу в расчете не на узкий круг специалистов, а на широкую читательскую аудиторию: конфиденциальность в этом случае просто обязательна, ведь невозможно быть конфиденциальным «отчасти». Вместе с тем клиническая истина — достаточно гибкое понятие. И хотя столь краткие описания исключают для читателя возможность ознакомиться с психоаналитической практикой во всех ее подробностях, надеюсь, они дадут по крайней мере возможность проникнуться ее духом и получить о ней общее представление.
К каждой из четырех глав примыкают биографические эссе — портреты известных деятелей искусства и литературы, достигших благодаря безразличию, инертному потворству своим желаниям, изоляции и тоске выдающихся результатов. Это, соответственно, Энди Уорхол, Орсон Уэллс, Эмили Дикинсон и Дэвид Фостер Уоллес. Хотя эссе соотносятся с предшествующими им описаниями конкретных типов, между первыми и вторыми нет прямой связи, ведь живые люди и обобщенные характеристики — не одно и то же. В каждой фигуре художника представлены разные компоненты всех четырех типов.
Все четверо были поистине одержимы творчеством и невероятно продуктивны; именно поэтому на них и остановился мой выбор. Что поражает во всех этих людях, так это то, что каждый из них сумел преобразовать присущий всем им скептицизм в действие и цель для жизни своего воображения. В этом состоит важное отличие от двух расхожих (хотя и не оспариваемых мною) представлений: о пользе пауз в творческой работе и о необходимости поддержания здорового баланса работы и жизни. Конечная цель последней рекомендации, которую направо и налево раздают гуру бизнеса и торговли, заключается в поддержании перманентного состояния полной готовности к максимально эффективной и сосредоточенной работе.
Трейси Эмин вышла из кататонического срыва не для того, чтобы заправить постель, а чтобы сохранить ее неубранной (unmade). Для нее, как и для Уорхола, Уэллса, Дикинсон и Уоллеса, не стоял вопрос об удалении приставки «без-» в слове «бездействие». Как ни странно, творческий акт включает в себя бездеятельное состояние. Во всяком случае, истощение, сон, чревоугодие, расточительство, мечтательность, апатия обладали необычайной притягательностью в глазах моих героев — как в жизни, так и в творчестве.
Прежде неработа ценилась исключительно в свете ее полезности для работы. Полагаю, пришло время утвердить неработу со всем ее богатым творческим потенциалом в своих правах.
Фотографии: Ad Marginem