Этой осенью «Подписные издания» впервые опубликовали на русском языке «Птиц Америки», книгу, прославившую Лорри Мур как одну из главных мастеров малой прозы в США. Острые, полные черного юмора рассказы сборника говорят об утратах, неудачах и обреченности — и все же способны принести читателю утешение. Олег Егоров, редактор Individuum, рассказывает, кто такая Лорри Мур и почему ее тексты прочно вошли в канон короткой прозы.

«Писать рассказы — все равно что делать жизни биопсию», — рассуждала Лорри Мур в интервью 2001 года. Как и при этой болезненной медицинской процедуре, ты извлекаешь маленький кусочек целого и рассматриваешь его под микроскопом. В рассказе, в отличие от романа, нет времени и места на степенное, долгое знакомство с героями, читатель не успевает вжиться в их шкуру — через десяток, пару десятков страниц они исчезнут. Требуется особая сноровка, чтобы в столь короткой форме рассказать историю, которая захватит и не отпустит, очарует и разобьет сердце.

У Лорри Мур такой сноровки хватает. Ее мастерство писать рассказы в США общепризнанно: критики еще в прошлом веке сравнивали ее с Хемингуэем и будущей нобелевской лауреаткой Элис Манро, тоже специалисткой по короткой форме. Такие сравнения появились после выхода в 1998 году «Птиц Америки» — третьего сборника писательницы, ставшего прорывным. Митико Какутани, взыскательный критик The New York Times, писала, что в этой книге Мур добавила к остроумию ранних работ настоящую мудрость и глубину. Именно «Птицы Америки» перевели ее из категории многообещающих авторов в когорту литературных звезд.

Спустя 14 лет и множество больших и малых кризисов, разметавших благополучный мир американских 90-х — только представьте: холодная война закончилась, экономический рост кажется вечным, сериал «Друзья» по телевизору, — «Птицы Америки» наконец вышли в России, в переводе Татьяны Боровиковой. Впрочем, не стоит переживать, что книга устарела. Даже в самые сытые годы Лорри Мур писала о том, как странна и невыносима человеческая жизнь.

Песни неудачников

Двенадцать рассказов «Птиц Америки» — 12 историй о людях (как правило, женщинах), которым не повезло, им неуютно в жизни, они не встроились в нормальный мир вокруг и, вполне возможно, не встроятся уже никогда. Можно быть библиотекаршей — дочерью румынских эмигрантов, как Диона из «Общественной жизни», или относительно преуспевающим преподавателем конституционного права, как Билл из «Отличной оценки», богатым или бедным, мужчиной или женщиной — несчастливость клеймом лежит на героях этого сборника. Всем им будто чего-то недодали, как сформулировано в открывающем рассказе, «Готова на все»:

«Жизнь все больше напоминала чудовищную ошибку. Она решила, что ей не дали нормальных инструментов, с которыми можно было бы построить нормальную жизнь. Вот оно что. Ей сунули в руки банку консервов и щетку для волос и сказали: „Валяй“. Так она и стояла много лет, растерянно хлопая глазами и поглаживая банку щеткой».

Проблемы иных главных героев Лорри Мур в пересказе кажутся едва ли не смехотворными: Эбби безостановочно пилит мама во время совместной поездки в Ирландию («В отличие от некоторых»), Эйлин оплакивает смерть любимого кота так горько, что опасно близка к тому, чтобы спиться («Птички затихли в саду»). Но и эти вроде бы мелкие беды благодаря мастерству Мур проникнуть в самое нутро человека приобретают почти вселенский масштаб и способны довести до слез. Другие персонажи сталкиваются с проблемами посерьезнее, вплоть до самых страшных: Рут умирает от рака («Недвижимость»), из-за Адриенны случайно погиб чужой ребенок («Прекрасная мать»). Как жить с таким? Автор не выдает рецептов, лишь методично и образно описывает завихрения жизни. Местами это кажется невыносимым, но в конечном счете учит состраданию и эмпатии к раненым, разведенным, расставшимся, брошенным, потерявшим, заблудившимся. А еще к тем, кто родом из стран, творящих разнообразные злодеяния, — в рассказе «Агнес из Айовы» героиня думает о писателе из ЮАР (времен апартеида):

«Агнес злилась на него. Ей снова захотелось обличить его: „Как вы можете жить в такой стране?“ Но тут она вспомнила, как ей однажды сказали то же самое — сказал один датчанин, во время ее поездки в Копенгаген. В годы вьетнамской войны. Тот датчанин смотрел на нее злобно, с праведным гневом. „Соединенные Штаты — как вы можете жить в этой стране?“ Агнес пожала плечами. „У меня там много всего“, — ответила она. И тогда впервые почувствовала греховную любовь и стыд, связанные с чистейшей случайностью — местом, где тебе совершенно неожиданно довелось родиться».

Точную характеристику взгляда Мур на происходящее с человеком дал другой именитый писатель Джулиан Барнс, похваливший «Птиц Америки» в рецензии: «Мир — не чистенькое, хорошо освещенное место, или, может, для кого-то он именно таков, но не для тебя». Почему-то очень успокаивает, когда находишь очередное подтверждение: так смотрят на мир более-менее все.

Признаки жизни

Между тем книгу Лорри Мур нельзя назвать беспросветной. Что бы ни творилось, мелькнет в ней то и дело что-то необязательное, малозначительное, но напоминающее: в самой горькой жизни происходят не только потери, но и яркие, мгновенные вспышки красоты, будто мир, проходя мимо, случайно и рассеянно улыбается тебе. В «Танцах в Америке», одном из лучших текстов сборника, после душераздирающего разговора — Кэл, знакомый протагонистки, делится, каково жить с сыном, медленно умирающим от муковисцидоза, — следует такая сцена:

«Я не могу представить ничего подобного в своей жизни: такого горя, такого предвкушения разлуки. Кэл умолкает. Собака трусит впереди. Я слегка приобнимаю Кэла, кладу руку ему на спину, и так мы идем по холодным пустым улицам. В небе видна Венера и тончайший ломтик полумесяца, как чашка и блюдце, как нос и рот, как турецкий флаг. „Погляди-ка“, — говорю я Кэлу. Мы трусим за собакой; поводок натянут и прям, как палка.

— Ух ты, — говорит Кэл. — Турецкий флаг».

Мальчик по-прежнему на грани смерти, и надежда тает, но в небе сияют полумесяц и звезда, и на мгновение на них можно отвлечься. Вселенная равнодушна к человеку, но по-прежнему полна странных чудес. Может, все еще будет. Поэтому стоит продолжать жить. То тут, то там рассыпаны по «Птицам Америки» поддерживающие, вдохновенные моменты. Иные рассказы и вовсе заканчиваются облегчением и избавлением. Конечно, не каждая история «Птиц Америки» разрешится благополучно, а там, где хеппи-энд все же придет, никогда не полностью и окончательно — так, искра надежды, мелькающая во мраке. Но и такие маленькие утешения, сколь угодно хрупкие, ценны и целительны. Все как в жизни.

«Требовались оптовые партии надежды и отчаяния, и их приходилось размещать в сердце рядом, как попало, словно оно было страной третьего мира». («Агнес из Айовы»)

Ирония и катарсис

То, как Лорри Мур строит фразы, вызывает серьезное искушение обцитироваться до полусмерти, составить весь текст о «Птицах Америки» из кусков этой книги — здесь, конечно, стоит отметить и прекрасную работу переводчицы, адаптировавшей к русскому языку сложный для перевода текст. Образы Мур парадоксальны и обрывисты, иногда кажутся небрежными, почти случайными, будто ветки поломанного бурей дерева, торчащие во все стороны. Хотя на самом деле каждое слово тщательно продумано и находится на своем месте: писательница даже собственные интервью предпочитает выверять и править, что уж говорить о художественной литературе. Каскад ассоциаций впечатляет:

«Разговор о браке Эбби и его возможной кончине труси́л впереди машины, как стадо овец — тех самых, которых считают, чтобы заснуть. Эбби пожалела, что у нее нет ружья». («В отличие от некоторых»)

«Волосы у него были светлые, местами белые, как шкура жеребца паломино, а глаза голубые и презрительные, как мятные леденцы». («Общественная жизнь»)

«В глазах страдание, что-то печальное, расфокусированное, что иногда пронзает как ножом — страх, что жизнь потрачена даром, или попытка припомнить, куда он положил ключи». («Шарады»)

Вплетая прихотливые образы в сдержанное, немногословное изложение сюжета, где значительная часть деталей оставлена на откуп читателю — додумывай, пожалуйста, сам — Мур не жалеет юмора: наблюдения и сравнения в сборнике резкие, подчас безжалостные, но очень смешные. В этом непокорном, сопротивляющемся любым невзгодам юморе висельников — особый шарм рассказов Лорри Мур.

Стиль «Птиц Америки» и их суть нераздельны: хлесткая и яркая, ироничная манера оттеняет трагичность жизни, делает темы, о которых пишет Мур, более выносимыми. Одна из героинь «проходит все стадии тяжелой утраты: гнев, отрицание, торг, тонны мороженого и ярость. От гнева к ярости — кто сказал, что она не прогрессирует?». Если жизнь — сплошное издевательство, писать о ней стоит тоже слегка издевательски.

Впрочем, шутки длятся лишь до поры. Когда приходит время говорить серьезно, Мур обрушивает на читателя всю писательскую мощь — иные рассказы «Птиц Америки» завершаются взлетом, когда катарсическим, когда жутким, за пределы ироничной бытовухи, в некую сверхреальность, где всё страшнее и ярче, чем в обычном человеческом мире. Похожим образом действовал еще один американский мастер короткой прозы Джон Чивер, писавший о вроде бы обычных обитателях пригородов так, что получалась трагедия. Его знаменитый рассказ «Пловец» начинается просто: мужчина средних лет решает проплыть по цепочке бассейны на участках соседей, чтобы добраться до своего дома, но, пока он плывет, лето сменяется осенью, мрачнеет тон рассказчика, и в итоге герой, замерзший и голый, вспомнивший о всех своих ошибках и поражениях, дрожит перед запертой дверью на пороге пустого дома, где давно никто не живет. Нечто подобное происходит и во многих финалах Лорри Мур: случается что-то, чего в обычной жизни не бывает, но хорошая литература иногда оказывается правдивее и сильнее реальности.

А в других случаях Мур достаточно навести фокус на маленькую выразительную деталь — и все становится ясно: «Она все еще сидела, скрючившись набок, так что ее лицо приходилось ниже уровня стола, и Джо видел только изгиб ее сотрясающейся спины, пушистую полутень тонкого весеннего свитера и яркий краешек кричащей, новой, ужасной прически». Ставить точки Мур умеет хорошо. Даже если многие рассказы и обрываются как бы на полуслове.

Человек за текстом

Самый титулованный (публикация в The New Yorker, премия О. Генри 1998 года) рассказ «Птиц Америки» носит длиннющее название «Здесь водятся только такие: классический детский лепет в Педонке». Педонк расшифровывается как педиатрическая онкология. Да, это история о родителях — в первую очередь о матери, — у годовалого ребенка которых находят раковую опухоль. И да, это максимально душераздирающе даже по меркам остальных текстов сборника.

Читая, что испытывает безымянная Мать, идущая по кругам ада в детской онкологической больнице, сложно отделаться от ощущения, что с такой искренностью и ужасом может писать лишь та, кто сама проходила через подобное. И здесь мы подходим к вопросу — кто такая Лорри Мур? Какие детали биографии заставляли ее писать эти яркие, сатирические и безнадежные рассказы?

Но вопрос разбивается о глухую стену. О Лорри Мур вроде бы известно немало: затворнический образ жизни, в отличие от Виктора Пелевина или Донны Тартт, не ведет, иногда раздает интервью, охотно преподает студентам, обещая: «Я умру с мелом в пальцах». Вехи жизни тоже не представляют секрета: родилась в 1957 году в штате Нью-Йорк, училась в Университете Сент-Лоренс, работала помощником юриста, а позже снова училась — в Корнелле, стала писательницей, преподавала в Мэдисоне, штат Висконсин, и Нэшвилле, штат Теннесси, разведена, вырастила сына. Написала — на 2022 год — четыре сборника рассказов, три романа, книгу эссе. Но Мур явно не из тех писателей, для кого главным творческим топливом является собственная биография.

«Я не пишу ничего автобиографического — мне было бы скучно, читателю было бы скучно, ничего хорошего из этого бы не вышло. Нужно придумывать, творить (преувеличивать, врать, сшивать вместе разные куски), иначе это не станет искусством», — говорила Мур в интервью The Paris Review.

Автору всегда виднее. Рассуждения о том, как связаны жизнь Мур и ее книги, можно задвинуть в дальний ящик и ограничиться очевидной характеристикой: Лорри Мур — блестящая писательница, а «Птицы Америки» — мастер-класс жанра рассказа, сравнимый по качеству со сборниками Антона Чехова, Франца Кафки или Джона Чивера. И то, что эта американская книга, напечатанная еще в прошлом веке, впервые вышла в России в 2022 году, — сродни чудесам, мимолетным вспышкам счастья посреди бесконечной печали, которые встречаются в «Птицах Америки».

обложка: «Подписные издания»